ТРИПТИХ Г.Г. ИМ. СВ. КАСЬЯНА

(с послесловием “не для публикации” и возможным комментарием)

1. МАРШАДА О ДАМСКИХ ШТАНАХ

    ЦВЕТА КРАСНОГО ЗНАМЕНИ

                           жоре бальдышу, г.г. и ш.д.

на расчалку пустим штаны (*)

те рычащие от шпаны

ридикюлем твоим опушённым

с внешней лишь стороны

внутрь же красная мягкая юфть

и мясною начинкою муфт

всё равно получается люфт

погружаясь (в тебя) во тьму

и не суть что мерцает сосуд

красотой каковую сосут

коль в урочище карасу

невпротык карасю (кюрасао?)

сковородкой ныряет сазан

отворяется девы сезам

и всплывает со дна сом с усам

путаясь в дамских трусах

ах семёновна в скотском пруду

во замшелом степном ставке

в стороне от весёлых подруг

станом томным на выставке

лактионов и мухина врозь

параллельно взлетают в высь

и сочится жирная слизь

там где выщипан весь ворс

и в ширинку свою матрос

смело бросит гранату ( – взрыв! – )

пятачком пучок её взрыв

заходясь до мордас

только морделю в морду ту

не мордвин а морковный сок

в паспарту на посту в порту

заходя в полутёмный бокс

там реакцию вам пирке

на пипирке проверят враз

совершая кульбит (пируэт)

мня грудей посиневший воск

сытым оком в окно кося

сосунком молока прося

на ложбинку посеешь проса

разом два воспрянут гуся

и петроний патрицию вскрыв

наливные луга междунож

всё посеяно вкривь и вкось

башлыком вершин машуком

а ошую лобковая вошь

колобком живота катясь

заползает в зашитый шов

лиловатых (зольдатен) кальсон

эти бельма ячменных век

это в лоне клюя пшено

это лох (ядовитый вех)

полушарьям твоим шепнёт

в полушалке твоих забот

в кушаке где зашит кысмет

и грузин кучеряв зобат

закусивши чачу хамсой

и муругие пёсьи бока

в самолёте линяют пока

лоб равно и лобок покат

на полу (полубак) кабака

на закуску твои штаны

яркоалые как зюганов

ты стыдясь в телефон шепни

перед ним передком заголяясь

а в распялке пребудя бди

на болтунью сухих яиц

и китового уса ободья

обойдя не журысь не доись

так обыденно это лицо

и уста ли поют сулико

и в глаза треща стрекоза

вся больна скарлатиной

словно корюшка сея корь

огурцом пропахши невой

вылезает синюшный коготь

кровью капля венозной

голова моя машет ушми

ты в корсаж полушарья ужми

поднимая роброны и фижмы

не маши (ниже не) не мешай

это бальдыш или балдуччи

по которому ты больна

закуси сырою бодягой

охренев (пардон) с бодуна

но обратно надев штаны

преотвартно тебе (не суть)

все промаслены шатуны

это нос провалился в наст

стереоскопически зря

две арбузные дыни тыкв

ты скормила котам сизаря

эту вязь словесную выткав

это в лоно который воткнут

это вновь намотав на ватку

это тонны влитые в окна

утомляют тебя не вякнув

сев на сивого сверху вниз

смело шпоры в бока вонзив

и конец синеватый свис

и позыв (половой) не возник

это узник глядит в окно

скрыто каменною стеной

тихой паркой спряв волокно

на покров твой волосяной

на упругие эти штаны

в коих лядвеи полных лон

полулуньем двояких лун

на мешках тишины

пишет шопотом пошта сия

две реки в верховьях слиясь

и одна названьем оять

а другая сися

и корпит подобно ткачу

над твоим междуножьем танчук

и глядят в ту щель гек и чук

как там каплет тягучая

в тигле злато сгорает в золу

где дырявая щель в полу

он тебя невпротык разозлит

взяв уздечку в полу

скачет по небу бледный конь

инок молча стоит в углу

он уже не чувствует ног

как щегол в столярном клею

так начав со штанов мелочась

борзой псицей взлетев в небеса

на колу качалось мочало

тщась пужать бесенят

сытень стыдесный желтогуз

в животе узкоглазый цепень

ты взлетаешь прохладной цаплей

к яркоалому солнца желтку

и слетают с тебя штаны

мокрым облачком оболочкой

обнажаются шатуны

и большое меж них многоточье

и взмывая в небо неся

своё тело в размахе крыльев

всё равно на земле нельзя

кувыркаясь крутясь курлыкая

упадая хлебною коркою

и вороной варёной каркая

2.

вся ты мокрая вся ты маркая

улетаешь почтовой маркою

утолив мою плоть морокою

(я по-басурмански маракую)      (клюев)

топором зелёной морковкою

и по тыковке и по маковке

очищаю тебя как луковку

но не ты от соку заплакала

сто одёжек с одной заплаткою

где-то там где-то сбоку около

я алкаю тебя одинаково

допускаю оно одноактово

ты отмахивалась и отнекивалась

но не отторгалась однако

и штаны твои цвета макового

не мохеровые не махровые

что моршанскою пахли махоркой

обнажая злой зад макаки

и торчали клыки кулаками

и кулик голозадый плакал

обнижая штаны в канкане

поднимая страстей накал

и садясь равнодушно на кол

если сокол оком покнокал

лихо колокол в церкви звякал

и яйцо об яйцо он кокал

а штаны наполнялись облаком

и смотрели из прорези оком

и кого-то тащили волоком

и галдели голодным волком

я алкал а оно головкою

утешалось иголкой ловкою

занимаясь вотще возгонкой

и повякивая и повизгивая             (и пованивая)

эти визги из писки девичьей

это виски на самом донышке

излагая кодом двоичным

нынче с дрожью а завтра дондеже

одуванчиком жёлтым салатным

с крепким уксусом паче оцетом

две души живя неслиянно

оцелотом отитью оцупом

два шиша мохнатых и с кисточкой

две луны на одном окоёме

а сначала покажется кисленько

лунноликой в проёме оконном

и витрины взглядом окидывая

и боа эти плечи окутывая

окулиста с тоскою огульной

охуев и охульно охаяв

ох и ох и ха – а в штанах труха

турухтан трубит на болотах

что же кутать вам эти мхи в меха

если хохотно и неохота

но зато в ночи широка тахта

знай мечи бисера и стольники

оклахомы от далеко ухта

а на столике джин и с тоником

и штаны твои широки как мир

и в ширинке червь не шевелится

и шальвар твоих кошениль кашмир

и на кошер клошар нашанелится

о седло протёрта промежность вся

мех горжетки вылизан налысо

и нагой клюкой на луке вися

таковую смазала салом

и салям тебе и шолом тебе

и салями вместо и запросто

забиваешь ты порох шомполом

дуло смотрит в тёмные заросли

только бах и бух между полных двух

и на треть уходит в монокль твой

и парит над полом тяжёлый дух

реставрация монополия

3.

а как же санкюлоты

гуляли без штанов

и громкие салюты

звучали над шатле

мадам без них свобода

на баррикадах гнев

и вытекают воды

в ночи из юных дев

а также адамиты

презрев господень стыд

казали анемонами

и чрево и сосцы

и даже хилый кафка

однажды был нудист

он жопой сев на кафель

дивился на уды

и аз явясь гольцшмидтом

на бурлюковый бал

пред дамы голышами

условность колебал

но две придя наяды

на брег моей реки

меняли сплошь наряды

от тела далеки

они не мя алкали

а токмо тишины

и в оной возникали

торжественно штаны

не могши оных снять с них

о как они мощны

и по ночам мне снятся

не груди а штаны

оне в ночи сияют

штаны штаны штаны

/27 февраля 1998/

* (см. О.Воронин, “Нет, не другие”, “Искатель” №2, 1983, стр. 15)

2. ДЕРКЕТО В САЯНАХ

    ИЛИ РАЗМНОЖЕНИЕ ФИГОЙ

                  ю.медведеву и медведеву ю.,

                  г.г. и ш.д., деркето

и грязный финик финикийца

тебя красавица касался

он цвета выпавших фекалиев

но в обрамлении кос алых

под ним свисали два кокоса

морщинисты и волосаты

и ноги выгнуты в колёса*

и длани мощными веслами

в сицилии столь плодородной

что сам платон откинув плоти

таблицею периодической

в аттический вползая портик

в сибирской трое что близ лены

в раскопанном холме мунгалов

лежали кости исполинов             (по блаватской)

скупыми веками моргая

и лунный календарь на бивне

в зияньи пасти корифеев

близ топозёрския обитель

увенчан ордером коринфским

меж бухтарминской и уймонской

долин твой путь излишне долог

пищух и сусликов чумою

крепись кишечником геолог

для неотложных нужд и пеней

гунявый гунн но днесь царь дакии

услышишь ты глухое пенье

сильванов с сильфами двояких

тиран ослепший дионисий

сначала он летал без крыльев

сияя плоскостопым диском

над известковыми карьерами

в гробницах цац лесная арфа

поёт о баден нихт ферботен

и вылощен глазурью фарфор

собой являя петроглифы

се в древних житиях и жилах

смешались дайки c батолиты

в холмах внутре таящих шило

под грудечашием батиста

грядёт разором беловодье

над неба круглого рекою

напрасно отлитой болванкой

сиречь блаватскою рекомой

ал-идриси ибн-хаукалем

описаны долины эти

меж гор саянских и хакасских

в туве с детвой резвятся йети

вещунья за море летала

вороной враном обернувшись

над сапожком всея италии

роскошным оберманекеном

резцами в римских катакомбах

описаны событья втуне

и в тунике грядёт камбаба

дабы закончить путь в уитни

но финики тобой сосомы

обряд деркето аштарота

в семь ожерелий в ряд сосцами

теснятся груди словно шпроты

зады словно зобы свисают

сверкают белоснежно зубы

маня полотнами сислея

зане преданизольны убо

и финик веник финикийца

в тебя не вникнув искривлялся

и фаллос в фокусе двоился

и фигу-с высекал искрою

блестя молочною икрою

к нему спешила дева мая

цирцею обозвав киркою

тем мужеложца донимая

из чрева финик вынимая

2.

она спешила вид полянок

её не радовал лишь блато

сирена волдырём поята

в ночи горела как табло

но мох утешен вешен пышен

горят в нём звёзды голубики

соцветья крупноплодной пижмы

цвели роскошным гобеленом

под ним пылая ледниками

моря морен простерты крылья

махали птицы плавниками

клюя замшелые коренья

и туша мыши что приманкой

являлась для но не едома

взрывались гнёзда пиромахией

и брагой полнилась ендова

соснора клычет под сосною

сося замшелый финик страсти

и лёссом почвой наносною

кривляясь уползает сатир

меж блат морен и плывуна

грядёт багряная жена

на ней надет передник с оком

она полна телесным соком

меж двух древес висяща в чаще

она издаст свой клич рычащий

и сочленений рычаги

собой заменят рогачи

в пещи что раскалённым углем

в ночи что мглою коротка

сокрыв лицо своё под куколем

она родит два колобка

и на лобке пушок не молкнул

молекулы её красот

она присев свершает микву

а он копнул её кайлой

деркето (возглас): ой!

3.

на месте леса был ольшаник

и в камыше таился лось

и как кабан он был ошмален

и рог трубил охотный лов

бежали звери птицы рыбы

летели искры писки свист

и над землёй подобьем глыбы

рог мамонта ногою свис

копьё вспахало поле шкуры

был кремень остр и бег был быстр

и челн замшелого ушкуя

вливался в днестр вливался в истр

над ним виясь порхали стрелы

стрелок был одноглаз но бодр

ольшанки мшанками пестрели

и лысый хвост свой нёс бобёр

в оплешье касл зиял двуперстно

стремясь на стержень и простя

и опылял тычинку пестик

в уста гвоздикою гвоздя

но ты! сирена! стыдный хохот

над плёсом высохшим повис

и мясодонт свой кажет хобот

в твоё межножие впиваясь

ату! ату! табань на кичку

меж двух лодей нырнул злодей

и непрестанно катит кичму

ручьями днестр золотой

танчук танчук кричу: постой

4.

ах деркето сколь стала поката

твоя девья нащипана грудь

и зубное стократно стаккато

двоетыквием выгнутых гурд

плод граната разломан ищите

в нищете своих лядвей таясь

и в тщете железы щитовидной

выступает стопой танаис

там меж доном меж домом и тонью

где обрывчаты тени костров

заливная багрянится отмель

шелуху чешую костеря

на глухой и протяжной поляне

ольгу душат древляне кошмой

и прикрывши свой срам попелюхой

заправляют одесский кичман

дыроколом деркето играя

попирает ногою ехидн

и над чашей пустою грааля

изгиляется лазарь хидекель

где полынь и емшан хорохоря

выспевая в азийской ночи

водяницы идут хороводом

в рот засунув по локоть онучи

и чингою ичигами густо

пахнет степь меж днепром и днестром

италийская зреет капуста

укушаема голой десной

ало степь ковылём ковыляя

фиги финики в веник ростя

там за калкой окой и куялой

пробирается с хлебом остяк

а деркето побита дрекольем

остаётся* в заморских гостях    (* отдаётся?)

5.

а деркето внизу дырковата

торговалась и мявчила ваты

от друкарни и дырохвата

уклоняясь спеша торовато

на товар и мониста дырявы

променяла испод и панёву

а в тирасполе поле хлеба

и камбаба внизу голубень

над – ширяется лысый орёл

под – шныряет рогами козёл

он козу в козубае обрёл

длинношёрстну с роскошной косой

рот а также иное дырой

день распахнутых настежь дверей

и хозарин кошерен еврей

он деркето приносит даров

три окота с гугнявой овцы

в три охвата у голой сосцы

таковые он овном осцыт

в осциллирующий ундулит

у ундины радит и кулит

у ушкуйника шконка шалит

и шелом на чело напялив

вид его диковат

а деркето восклав на сосцы

воск пчелиный и шерсть с овцы

во влагалище сунет квасцы

дабы сузить сосуд

дабы оной лонной дыры

не касались народов дары

оной стоимостью в динар

и три драхмы

так деркето беркутом взмыв

паче выше сих древлих фив

в каковых порождён был сфинкс

и анальный богини сфинктер

только финик свой взяв на взвод

гнев богини нун воззовёт

и на оном подъяв выше звёзд

на последний заезд

ах деркето!  котом заест

твою нежную завязь

принесёт тебе семя аист

между двух голубиных яиц

ах деркето! тебя касаюсь

/27 февраля 1998/

3. ПИГМАЛИОН В РАЗВАЛИНАХ ПАНТИКОПЕИ

                              (публикации не подлежит)

                    “но не иссякла в памяти струя

                     твоя”

                     (ю.медведев/автор)

печальных строк владыки бекбалыка

горча на язычке твоей свечи

сладчайшею сиреневой облаткой

власа ты русоглавая сведи

на треугольнике дробимому квадратом

о снежнолицая сирена уст местами

кадавром водянистым и картавым

ты студенистой говорящею медузой

тритоновидный запах несмешаем

с сим лежбищем всех бегемотоо-

бразные собратья взывающие к

волокн пространства волоокая окинь

полёт зерна над выцветшим столом

стуловерчение вращение меж бёдр

поята наказующим ослом

переходящим эту лету вброд

но не иссякла в памяти струя

ещё дрожит последняя струна

ещё поёт прощальная свирель

мне сердца междуножие сверля

2.

так не в такт попадая

барабаны войны

ты молчишь пасифая

рогом въята вельми

бык на пук нападая

ик игрой твоих икр

ты молчишь навзикая

теребя пальцем клитор

ах камыш и тростинка

ствол твой тонок и гол

весь твой пол сотрясаемый

между лядвей и игл

и колеблется лоно

над коленами калл

и до ужаса полон

твой глубокий фиал

3.

                          п.пушкину

парфеноном портиком понтификом

в распорках крестовидных явлен трубный зев

налитых силиконом гелем солончаком парафином

многочлением безсосковых псевдо-млечных желез

а на плоскости грудной подключичной и подвздошной

простирается поросль плацдармом для лунных войн

дочери вечности по поводу грозди винограда повздоривши

гекубы и гекаты вой

сначала мать а потом и мачеху (эдипов комплекс в квадрате)

утолив катетером самую бескрайнюю плоть

дослужившись сужением зрачка и очка до кавторанга

надевать на кобылу потник

в попотении потягиваясь танагучи и йоайо кусума

кусаема за сосцы в галлерее гертруды стайн

нарывала рука и роскошная грудь колосилась

член стоял

немочь сонная одолела

извивался во рву ревуном ревя

и головка отгнив по периметру отвалилась

всё просил ревеня

всё просил киселя толокна солода прокисшей морошки

извивалась дева под ним как хребта лишённый червяк

отгрызал по куску и с тоскою выплёвывал крошки

распевал чибиряк-чибиряк

а на небе четыре луны гологрудые гонялись гуськом друг за другом

надкусив зубами венозную кровь пил и пил

и пиликал на губной гармошке и задней ногою дрыгал

груди мял и лепил

экой выискался пигмалион галантно лепя галатею

по сосцам железной линейкой шлёп и шлёп формовал

и на лоно намазывал слой гуталина

петлюра бомж неформал

4.

некрофил на печёную картофелину тупо и долго смотрит

рядом уотер стрит и пестрит в глазах его город-смерть

в филадельфии проживающий человек по фамилии смоткин

проиграл картуш в шмен-де-фер

негролюб гуталином белую деву чистит

а у девы цистит и разверстая вульва свистит

в честь натальи басиной месячных выпускает а.басин “числа”

а у левина (или у левитина) сологуб синусит

не любя но лепя и лупя по продолговато-овальным сиськам

сиська с писькой* и око слепое разницу всё же поймёт

и поймав удлинняет подобно русским сосискам

и склизким сибирским пельменям

в рот беря этот сморщенный сосок с коричневым вокруг ареолом

одновременно пальпируя дабы соки и млеки извлечь

а дева невинная при этом орала

вобрав в себя поэта на треть но забывши на спину лечь

отчего случилось склещивание приведшее к вывиху полового члена

послышался в ночи небывалый чук

и сломал его об колено

словно турской трубки чубук

* sissy spacek, в русской транскрибции (моей)

5.

так закончилась история нью-йоркского псевдо-пигмалиона

описанного шоу и поставленного бродвея офф

сцену представляло разверстое женское лоно

и вместо музыки звучало протяжное охх

о чём гала написала гнилую рецензию в журнал “гранд стрит” но не взяли

вызрели бобоны на смуглом пигмалиона плече

мухи ложноножками в алой калле завязли

декорации писал полищук

но не сякнет в памяти горячая струя разбуженного лона

не всяк и памяти лишен отверзне деве ложесна

куда входила уже пятая колонна

пигмалион же (он же наивняк) лажанулся

из уст в уста уставом строевой солдатской службы

сия история достигла многих уш

канал введенья был квасцами явно (и намертво) сужен

огарок был потушен

в ночи мадам пардон когда все кошки серы

когда се мнится жаркой алой и сырой

побочным отпрыском сирен эсэсэсэра

или пропащею из сормова

турнепсом свёклой кормовой огромной чёрной редькой

по дюпюи была наказана она

и дева маком астраханским рдея

на жопу примеряла ордена

6.

вспоминая о том бекбалык

не касыды а джир слагал

видя зрением боковым

искривлённый корень калгана

тот который мужу даёт

пусть не жизнь напряжение жил

и в комызе струна поёт

я о чём уже доложил

так на вотер стрит

галатея не спит

ужемлением грыж полна

а над городом спид

или раком вспять

голубая как стыд луна

и поёт струна

и течёт струя

так на память на темя на плешь

и чепоров эдгар

боровик стуруа

для газет об этом напишут

и узнает мир

как сломался хер

в глубине ея галатей

и молчит омар

и поёт комар

славу некой на “г” галине

посвятив ей джир

что сказал бы шир

на такой нью-йоркский кошмар

и молчит клошар

и скандал в клошмерле

... и задумались кореша

/28 февраля – 2 марта 1998/

P.S.  УРОМЕТР ОН ЖЕ ПИПИМЕТР

         ФАНТАСТА ГОЛОВАЧЕВА

                          “сознание рванулось из ... вклеености прочь”

                          (биленкин)

                          “длинные, сильные ноги...”

                          (вильямс)

                           по-настоящему мне нужен барометр,

                           чтобы знать, когда я себя хуёво чувствую

                           (АВТОР)

“тогда какой-то злобный гений

стал тайно” раздвигать колени

“забыв о том что он евгений”

совместно с харьковскою кодлой

он поступил ужасно подло

подросток с зрелыми прыщами

он был вонючий склизкий потный

презря мошонки опущенье

“я враг небес, я зло природы”

голованивськая марина

кровями тощими кормима

взирала на свои портреты

в растворе главного виома

сквозь вихри пышной шевелюры

и пела славная виола

трефной заета шелухою

он фалерист он грозен фаллом

ему фамилия лапарра

дриады прыщут в спину фавнам

бильярдно стукаясь лобками

вышла девушка с сеткой эмкана

поясная звезда экрана

на пышных волосах с ослепительно-белой фигурой,

сверкавшей множеством пряжек, застежек, карманов и поясков

множеством губ и сосков

сквозь её голубую завесу

тёплой плоти телесной

крупный рот не портил

но потреблял

прозрачно-розовый бульон из жубо

и амарантового хлеба

солёный папоротник

и вино шушу

... и прыгнул в кресло метров с четырех

на лядвеи двуногих черепах

а симон 30 лет уж визенталь

я пью арктический с ним вискатель

почти уже по времени касаясь

и вынул из копира таблетку кассеты

хозяйка медной зловредной горы

мощными грудями казбек и эльбрус

мыльный пузырь ... зернистой икры

каждая икринка размером с арбуз

ножные икры животной жены

по самое лоно обнажены

урина сливаясь по ним желта

скопилась внизу живота

трёхногие губру бегут по пятам

и кат доволен кота попытав

шкарупа шкарупа промыта крупа

для живота куропатки

сознанье рванулось рвануло что дом

и толпы согласно запели “те деум”

и ухнула в бухту каната тады

и пр (и тээс) и тэпэ и тэдэ

и тчк зпт два тире минус плюс

и маршем маршан по марше о пюс

и маша мне машет трусами сквозя

пос(тп)лед запихав в саквояж

урометр он же пипиметр мышь

уронит во сне и послышится шум

и кашу варя из прогорклой крупы

на ляжках капризен капрон

* * *

диана кривоссачкина очнись

блесни неистребимыми очьми

солдатовой венеры что прыщьми

вельми богата чрево прищемив

и выкинув четырёхдневный плод

что инги толстопятовой послед

и маргариты косолаповой вослед

стихом был биофак во мне воспет

се васька кот, рональд богатырёв

альберт агапов, фима-юра глушанков

се нуссберг лэ в объятьях баргеры

лобзания прияв от т.глушковой

в заглушку оных сыплется труха

невыразимых о! и несказим

сих персей бастионы*; каземат

того что ниже вялого пупка

о поле! о луна над ним, тухла

о лопоухий ученик тебя, назым

в одну шеренгу движутся низы

из таковых амброзия текла

* * *

из таковых мальвазия текла

и юбка что флаконом из стекла

(по шолохову) шорохи любви

распространяла с запахом вельми

глицинии по портику вились

по попе и по парусу что ввысь

на итаку стремился о нияз

и аргентина что забывши оный яз.

сдавала устный трепетной (куной)

в которую поглубже окунай

и сеть обряще тощих окуней

в окно зад выставив и таковым икнув

да тако сяко такубоку танк

и хокку что прошедши ОТК

по вере марковой подписаны в печать

меня гнетёт тоска или печаль

бездвижие межножия* и цель          (* см. ниже)

собою явит лиловату щель

в которой сок (цикуты?) беловат

о этот зад о этот вид белль вю

мадам ахматова что снится мне порой

разверстым кратером зияющей горой

по отто вейнингеру (эстер вейнгер?)

подобно клёну опадает хер

увял мой зад последним пуком астр

я составляю горестный реестр

потерь необретённых и проторь

и пуговки пугающих порток

урометр показывает сушь

и облак ураганами несущий

застыл над морем зевс в данаю сунувший

свой хрящ а нимфы тростником в лесу

всё гнулись и играя на свирели

седые вепри землю носом рыли

* * *

на носокрыльях выступил не прыщ

но проще д.самойловым из пярну

в пустом пространстве ССП воспрянув

в переложениях снискавши пищу

пищит (но тихо) а-а-а кряхтя

он переводит де труа кретьен

платя за это дебетом кретинам

и диабет леча жуёт крахмал

фламенка о! и кардиологом к мадам

приник а.г. (меж ног хлопочет мейлах)

был кратер опушён роскошным мехом

с пробором лысый возникал адам

он пил портвейн горестный агдам

за неименьем лучшего в массандре

мадам кассандра потрясала телесами

скрипя под редактурой а.г.дымшица

скрывая лифчик лившица от (взора)

она явилась полная аврора

звездою севера пальмиры ветви пальм

ей премию отмазав таормина

и мазл тов! вопил скрепясь давид

переводя остатки от нистадки

несладки оны но пищух давить

зазорно поведением не стадным

в семье тарковских с кончаловскими слиясь

да будет дружен оных муз союз

* * *

не фантастикою а фонетикою школы тарту

по гаспарову лотману оленьке седаковой

оседлав ганзелкою и зигмунтом татру

оселедец бульбы точить оселком

платит альма матер деревянными но знатно

таковые меняют в госбанке на злато

разъезжают комы и камо кому

всему миру требуется структуралистики хомут

остальным постмодернизм в стиле бори гройса

сиди в копенгагене и у камина грейся

глядишь и полухина протащит под килем

или пообщаешься с канцлером (гельминтом) колем

шастают по миру шестернёю шестизначные кумиры

выросшие на стругацких по набокову спецы

набивают гранатами и грантами карманы

отставные “переводчики с ...” и совписы

двух миров слияние (в экстазе на унитазе)

коллоквиумы и симпозиумы конференции съезды

хеленукты вселенские поганые униаты

остатки на западе возрождённого союза

мондавошки науки и лейбница монады

заползают щекоча в изящной словесности междуножье*

заседают в ницце гренобле монако

а я меланхолично лежу в божедомке

ибо каждому своё (не помню – нужно ли – по латыни)

но на весь совпис ещё не отлито поголовной пули

в литературках по-прежнему аллы латынины

и даже обзаведшиеся дщерью юлией

вылизывает лившиц фонякову промежность

ирина прохорова хочет сразу и вайля и гениса

на командных постах постаревшие помрежи

давно утратившие признаки пола и гениталии

но велик союз ярмарочного пряника и музы

производят продукт и в невыросший ус не дуют

и не хватит на них ни калашникова ни узи

на весь их неудалимый и неделимый

( * из лесикона буддолога и астролога танчука)

* * *

прощай моя синхронная

забава синхотронная

оставим академикам

чего-нибудь жевать

но то моя коронная

ты грамота охранная

моделька и аделька

и ампулу вшивать

в разгуле этой вшивости

мы всё ж пребудем в живости

и в одинокой радости

чтоб часом не зачать

нонконформисты в шопоте

а педерасты в лживости

творят по миру гадости

фанфарами* звуча                  (* и ненюфарами)

даёшь же санта барбару

тышкевич и жванецкого

даёшь мадам киркорову

подставив утлый таз

и памятник анн арбору

поставим в стиле греческом

российскую кикимору

с инскрипциями ТАСС

а мы а мы далёко от

чтоб в щёлку не подглядывать

в монтрё (не в монтерее чать!)

......................................................

...................................................

остались кость догладывать

тугой живот поглаживать

молчанием лечась

/2 марта 1998/