на первую страницу 

к антологии

 

 

КОЛЛАЖ СИНЕГЛАЗОМУ

(1975-2005)

 

 

Сергей Курехин.

Фото Наталии Дьяковской, 1996(?). Из архива ККК.

 

“поэтому и близки мне – лишь бренер да могутин

да курёшенька покойный

(кириллу медведеву, 29 сентября 2002)

 

10 декабря 1994

 

Ребятки! Второй раз меня тряхнула ностальгия благодаря вам, за эти долгие /почти 20/ эмигрантских лет. Первый раз я застрадал где-то в начале горбачёвщины, когда аглицкое “би?-би-си” телевидение показали с дюжину часовиков о совке – смотрю на пионеров, которым ветераны галстуки повязывают, на грустные толпы под лозунгами и плакатами, плююсь, и Господа благодарю: “Слава Богу, что не там!”... И вот, 12-ый фильм, снятый “не по указке”, а на их свободный выбор: грязными питерскими проходными ведёт усатый маленький человечек группу операторов. “Белкин!?” – говорит жена. Точно, он – Толик Белкин-Пелкин-Свиристелкин, шустрячок-товарнячок, когда-то приёмный... А уж когда он привёл их к Курёхину, и заговорили про звериков, а потом тощие, полуголые, в джинсне, Курёхин и Африка начали лабать на корытах, тазах и прочих музыкальных инструментах, я взвыл: “Ну почему я не там?...”

(ПИСМО Татьяне Лярсон

Олегу Иванову

Дерику Нугманову

Рашиду Тухватуллину)

 

 

из долгописомых «СИРЕН» (1994-2000?...):

 

“ – а фестивали устраиваются и устраиваются, деньги (из америки) текут и текут...

привезли вот кальсоны и ботики петра, с полдюжины вывесок и с десяток гравюр – “фестиваль санкт-петербурга”!... сам мэр яковлев, куча шестёрок его – прибарахлились в новом йорике, кредитов нахватали

а устроитель параллельного фестиваля “памяти курёхина”, виолончелист боря райскин – повесился, влетев в 20 000 долга

хотя все – в том числе и я – выступали в память курёшки за бесплатно

мэр яковлев, кстати, не дал курёшку похоронить на волковом: кто такой курёхин, он не знал, а место держит – для “вечно живого трупа” (бон-мот бахчаняна), полагаю. и дрался-боролся за ещё один труп, бродского...

 

<….>

 

“… а век уже, можно сказать, кончился...

 

и рок уже, можно сказать, кончился...

 

ГОРОД ВЕЧНОЙ “НИРВАНЫ”, ИЛИ

ПЛАЧ ПО КУРТУ ИЗ СИЭТТЛА

 

– эпиграфом:

 

БЪЛГАРСКА НИРВАНА

 

“Спят вечните води, бездънните води – безбрежни,

над тях се не навеждат хоризонти мрачни...

И впиваеме ний поглед безнадеждни,

и тръпнем пред догадките со здрачни.”

 

(“Нирвана” /Б.Пеневу/: П.К.Яворов, “Съчинения в три тома.

1. Стихотворения”, “Български писател”, София, б/г, стр. 155)

 

... чёрная смерть ожидала тебя курт

когда ты пошёл с трубой на девятый круг

у полярного круга и эскимосских юрт

чёрный ворон эдгара не скажет тебе: карр

за что тебе эта кара

за что тебе эта карма курт

на чёрных воротах горят золотые знаки

синие звёзды тебя не сделают high

сделай хой-хой

ahoy

белая девочка мне поломала сканнер

белая скатерть любви героина белая смерть

ahoy – хай, хуй

вторую неделю плачет

белая девочка из харькова по тебе

 

... ходила девочка по кругу

страдала девочка по курту

по наркоману и задрыге

вдовою чёрной каракурта

 

носила чёрные трусишки

гипюровые панталоны

светилась красная пипирочка

и в пароксизме трупоёбства

 

она в экстазе грызла череп

... в нём копошились змеи черви

 

и когда кончишь в тот день тогда выключат свет

выключат свет

так давай будем вместе с тобою и куртом

давай будем вместе

давай будем вместе сейчас

 

ты хочешь сделать минет

я буду послушен как пёс

я послушен как пёс

если ты дашь мне blue star (blow job)

я буду послушен

я буду послушен я буду послушен

возьми меня за хуй и выброси прочь

 

если это любовь – то мне нечем дышать

не надо мне меш-

– надо /и глубже/ –

ать

не надо дышать

– blow up

 

я не жду больше женщин;

я знаю, это замкнутый круг

разомкнутых рук и губ

я жду кого-то, кто разбудит меня

мне нужен ласковый друг

 

а вместо крыльев – стрела в спине

и кажется, эту стрелу я выпустил сам

 

мы любим верить, что тело не в нас

когда свет погас

но каждый решает сам: решать или нет

 

/не надо мне мешать/

/давай будем вместе/

 

мы потушим весь свет

и будем веселиться вдвоем

мы посмотрим телевизор и ляжем в постель

наверное, она изменяет мне – я убью ее, если найду

 

это предупреждение всем молоденьким девушкам:

история прекрасной Евангелины –

и того, что случилось с ней!

 

/Примечание. Чтобы тексты благороднее выглядели на бумаге, мы взяли на себя смелость убрать кое-где повторения строчек и оставлять припевы песен лишь после последних куплетов, поскольку это – не руководство по исполнению...

(Ольга Сагарева /и Автор-компилятор/.)

 

наша жизнь проста, но в ней есть что-то,

в ней что-то есть

непонятное, как голова на блюде

скажите, бабушки, всем подружкам вашим,

что мы ночей не спим, а все о них мечтаем!

 

стаи бабушек летят в ночном небе –

летите, милые, летите...

– “летите, голуби, летите.

глушите, сволочи, глушите!”

– и /севой некрасовым – вру: сатуновским яном/

стаи бабушек летят в ночном небе –

летите, милые...

 

чаша из хрусталя мой хрустальный дом

давайте вместе споём

давайте споём

пусть будет ответом твоя нераскрытая грудь

нераскрытая грусть

давайте вместе споём

взявшись за руки за ноги, друзья и подруги, друзья

 

мой юный друг мой обдолбанный курт

это первый круг

возьми ружьё и перестреляй этих groopy весь этот порочный круг

фиолетовые слёзы капают с розовых губ

подожди меня курт

подожди меня курт

подожди меня курт

в круге восьмом где крутится чёрный диск

адолески сосут твой вывихнутый мениск

в каракумах чёрных песках памятник всаднику на коне

подожди меня курт

 

круглое солнце свершает сплюснутый круг

кольца сатурна идут на последний заезд между выпуклых звёзд

подожди меня друг подари мне на память засос

ahoy /а хуй?/

aloha тебе от сиэттла до сандвичевых островов

каланы колотят раковины на животе

мы потушим свет и настанет желанная тьма

мы потушим свет

только синий огонь экрана под амфетамин /аминь/

ангельская пыль осыпается с далёких звёзд

подожди попой

светит девочка яркою попой сквозь чёрных шальвар гипюр

подожди меня курт

подожди меня курт

 

в дуло ружья /пой, ласточка, пой/

синие сойки ржавыми голосами кричат

это гринпис на чукотку ведёт конвой

рукою подать от сиэттла до командор

 

крутится крутится чёрного солнца диск

девочка иди девочка иди

вальяжный менеджер в смокинге приглашает в диско

светится розовая пиписка разъёбанной дулом пизды

подожди меня курт

подожди меня курт

мы пустим косяк на круг

мы пустим кристину на круг

подожди меня мёртвый друг

мы ляжем вдвоём по бокам б.г. и споём

подожди меня курт

подожди меня

и зелёную травку афганскую –

даждь нам днесь

 

(10 июля поздно ночью и поутру)

– частично и совместно с б.г. и цоем

 

– опять из “Сирен”, и во многом, “памяти курёшки”...

пояснением-поминанием цитатой, оттуда же:

 

... когда костя мне пел свинью

башлачёва светил башмак

я из этих слов верёвочку не совью

мне никак мне ништяк мне никак

 

мне куда понятней шузня БГ

мне понятней “б....” или “Б-г”

мне понятней и ближе шизня по тебе

по бесплодной и чёрной гоби

 

пропоёт мне про батьку махно гобой

я махну тебе вялой рукой

и плевать что курёхин почти голубой

да и шолохов не другой

 

когда костя мне пел не собрать костей

полегла наша рать не в ряд

костяникою губ твоих /пой, коростель/

про постель и ментовок нары

 

красной кровью напоен любви цветок

только мат из молочных уст

задыхаюсь в ворохе их цитат

поелику колчан мой пуст

 

расстрелял мои стрелы я в белый свет

как в копеечку /на полтинник/ лет

ни тебя ни уродины-родины нет

только город дышущий вслед

 

только город в котором я не живу

и не вижу его в упор

колокольчики вы кандалы ножные

ножевые раны в очко

 

только я не убит в животе урчит

затесавшись в него шевчук

только янка шепчет и учинит

над собою зажгя свечу

 

2.

 

ни б.г. ни а.б. только в городе “а”

город “б” расстояние харьков – москва

город “г”* где и.б. покормил голубей     * (см. венеция)

своей “ж” но морщинистой а не голубой

 

город “к” где казанской светя сиротой

по канавам с куняевской сволотой

где евтух как петух /синий бройлер/ протух

задыхаясь на девочках малых в поту

 

город “н” и на карте которого нет

ты туда прилетишь и отдашься там мне

но от города “б” и до города “а”

вся дорога извилиной мысли пряма

 

той прямой как пробор и единственной той

называемой в нашем народе пиздой

той что мыслишь как чукча имея одну

я длиной расстояния в ней потону

 

только девочка жившая в городе “н”

не похарит а только похерит мой член

 

3.

 

о как членораздельно мы живём

речь нечленораздельная твоя

(весь рот забит) невинна как тува

но обросла манхэттенским жирком

 

когда певцы степей горловики

увидели твои жировики

то пригласили на тусовку, мать

чтоб бадузан или нарзан <в тебя> вливать

 

“как бы в грехах содеянных повинна,

она...” /п. комаров, стих. “кореянка”/

подобно юной гурии корана

шербет из шемахи своей пивала

 

когда цвели над нею щукинские пальмы

и щупальцы простёртые как пальцы

щипали несозревшие соски

– мне впору удавиться от тоски

 

мне впору захлебнуться – языком ли

по яузе язвимому язями

покрытый язвами /измены/ я запомню

абориген оброчный и ясачный

 

я вспоминаю этот пончик сочный

и язычок так упоительно сосущий

 

4.

 

но возвращаюсь к городу – б.г. ли

к а.б. /но иванову/ с их богами

языческими – языком дразня

она обратно достаёт меня

 

и дорастает до размеров дыни

от семечка в которое лишь дунь и –

как пух от одуванчика летя

и шевчука с шемякиным хотя

 

обвесить комнату решила куртом

как ремеслуха в общежитьи курска

курносая кристиночка моя

и повторяю как б.г. “ом” я

 

ом мани пад ме хум – но корнем money

и ты меня дитёнок не обманешь

поскольку формула что формы есть товар

похоже прирождённая твоя

 

тебя изрядно невзлюбила спутник

сказав что ты пряма как пистолет

я проживаю на балконе как пустынник

и постигаю сколько юной пизде лет

 

по помыслам – поболее мамани

по смыслу – евтуховый “детский сад”

а мне плевать: чрез океаны маяками

в ночи молочный светит зад

 

– но лот! еби двух дщерей /пушкин, хайнлайн/ –

но не гляди

но не гляди

назад...

 

(под вечер 10 июля 1994,

после визита рашида и решетника с сашей серебряниковым...)

 

 

в память курёшки мы, на первом его фестивале, с трубачом “петровичем”-кириченко знатно нахулиганили, читая под занавес дуэтом “каи-каи канака трипела мэри” (”человек, который съел трёх белых женщин” – концепт-конспект по советскому учебнику языка “ток-писин”, неомеланезийского жаргона)

курёха от хохота в гробу вертелся, наверняка, однако

а БГ я обозвал “гуру для идиотов”, в киевском журнале высокой моды “стиль и дом”, не выношу, козла

тут ещё крутят по “уорлд-линк-ТВ” его часовик “долгая дорога домой”, как он тут записывал диск и привёз в подарок питеру пидера джимми стюарта (или вроде) – рвотное-поносное, но после него – мои любимые два клипа: “любочка” маши-и-медведей и “это не заразно” панков “отпетых мошенников”, и никак не списать, с тарелки

и ещё “алясочка” расторгуева – ррромантика-идеалиста шевчука от этого воротит, а я торчу

 

... кстати, гад – так и не прослушал мою племяшку, надьку еськину, группа “редиски” (40 раз обещал), а она меня всё достаёт, но записей и грамотных клипов – не шлёт

группа была из девчонок “без пизды” (не вертели и не казали, скромно, вдаряя – по музыке), одна и вообще полу-бомжиха, дивная, но никуда не прорвались, репертуар “старомодный”, по классике (от кузьминского до тютчева), за музыку я ничего не знаю, наумов скептически морщился (но морщатся и на него), словом, полный непротык

что она там мне пишет – рэгги, ещё что-то, для меня китайская грамота, и та – понятней, писал стихи и гиероглифами, китайцы въезжают

может, вы прослушаете? –

но надо эти дурацкие ненадписанные плёнки искать, из добрых 500-т

ну, как получится

 

меня, кстати, очень смешило, когда медитативный клячкинский “туман” 1962-го – убыстрился в 10 раз, в современной интерпретации, сам себя не узнаю, и – узнаю

засранцы юлька с ромкой – не сделали мой диск и увезли мастерА, а я, кстати, хотел, ради смеха – смонтировать все “туманы”, от клячкина-егорова (и аркашки мороза?) до “редисок” на одну плёнку, подряд

и “анархию” мою, витька слесарева – никак не переделать (пустил дурацкий конферанс промеж песнями)

а ничего было – тёзка кинчев торчал

 

но до муз.записей мне уже никогда не дойти –

сделал хоть хвоста, с коневым (в 83-м?), лёня фёдоров обещал диск, но сделал плёнку, и переврал название, добавив “фонарики”, да ещё “ночные”, а было просто “хвост от кузьмы”

и ещё у меня хвоста – на пару дисков, но кто, когда?..

юленька беломлинская, походив в “невестах хвоста” пару-тройку лет, не почесалась, сделала свой

а у меня на всё руки не доходят (паче – с техникой)

антологию-то я – одним пальчиком тюкал (а мышь вручную клеила макет), там было всё без проблем (вычетом идиота-издателя и его печатников “подешевше”)

а компутор-дизайн и пр. и т.п. – мне уже не по зубам (коих нет)

а уж аудио...

 

сделали с коневым в 83-м – 23 мастер-плёнки живых поэтов, рекламировал в антологии, со 2-го тома – пришло писмо от туземца-ебанашки из сиэттла: не пошлю ли я ему переписать, он оплатит пересылку

единственная реакция

так и лежат, то теряются в бесчисленных переездах, то находятся

но себя и гениального шира – я не смог и не успел (меня слишком много, а его – с десятка плёнок по кускам монтировать: без публики он читал скучно-холодно, а на публике – гевалт, шумы)

да и здесь подсобралось – с полсотни плёночек (половина – на видео)

 

лежу и думаю, вместо того, чтоб сесть – и работать

но даже песни китов – год как не соберусь переписать, а уж свои...

 

нет, надо прекращать эту бумагомаральню…”

(НОВОГОДНЕЕ ПОСЛАНИЕ АЛЛАЛИНЕ”, 30 декабря 2001)

 

<….>

 

маэстро, урежьте марш!

 

… играли, естественно, губайдуллину и разного шостаковича, прокофьева-шнитке, как “андерграунд” (а не русский рок, курёхин не был даже упомянут, паче – хвост), но ни на одном из музыкальных вечеров я не был, с детства не вынося камерную музыку

(это она ко мне, приезжая, играет: кларнет юлик милкис приволок пару лет назад запись концерта бори тищенко в пушкинском музее, и мы его проецировали на простыню, во дворе, а когда пошёл поезд, мартин развернул проектор на него – и юлик с квартетом играли на фоне бегущих вагонов, тищенко потом очень смеялся…)

зато я проиграл на фестивале – и витька слесарева в линкольн-центре, и “деньги, деньги…” юры валова на ахматовском кощунстве, и с его же фонограммой – шёл мой папуасский вечер с кириченко…

так что рок и андерграунд, вопреки всему – прозвучал…”

(“МАХНО В ЛИНКОЛЬН-ЦЕНТРЕ”, /отчёт в двух – и более – частях, “пока не поздно”/, 4(7)-2-2005-2005)

 

<….>

 

3.

 

юрий юлианович пой но не ной

поле воем полнится чечёткой чечни

басмачам бакинским последний бой

скопом оприходуют только нагнись

 

всех бы двадцать восемь на один бы дуб

я войной на осю не ползу иду

булкин на тарелкине гикой несом

а проткнутый пикой лежит ничком

 

вова-фотокамера в объектив молчит

нет чтоб кинуть клич “коммунистов мочить”

все миротворцы-педофилы хороши

полустёртым рашпилем молчит рашид

 

тихо на деревне и глухо на селе

глебушка лежит сам с собой навеселе

и над ним соснора глухой как сыч

саша кушнер вяло на невском сцыт

 

тут на делаваре гнилой товар

старчик провонявший лежит как тварь

только шебуршится по дому мышь

а над мёртвым озером шумит камыш

 

всходит крупнотелая голая луна

дохнут гуси-лебеди в лужищах говна

скачет востроносенькая лена шварц

и на голых лядвеях жирный шмалец

 

коган поспешает баранку крутя

круглую пиццу перед собой катя

поелику юлька укатила в раш

входят магазинник с сатановским в раж

 

машка-пятнашка дала мне зуб

я её с пятнадцатого августа не жду

между покосившихся лордвилльских изб

зреет маньеристом григорьевым жуд

 

вадинька свари мне из бахыта компот

или я мошенникам машу закажу

и БГ на африке струну колупнёт

вошью кошелохова под ковриком жужу

 

то тимур наощупь рисует венер

(очень венерически) мадам рекамье

и парит усохшими дина верни

а под нею рыкает рявкает рекшан

 

гаккель новгородцему тихо говорит

“сев, на новодворскую круто не стоит

ну на руси и девушки пошли

я предпочитаю зелёные башли

 

крутится курёшкина галактика вдали

сколько там комар млечный путь ни рисуй

яхтой самолётом застыли корабли

избушкой-ягой в куринохуйском лесу

 

(“ЮШ-ке (медитация в стиле рэп)”

/19 декабря 2001; 11 октября 2005/

 

 

<….>

 

 

 

День рождения ККК, 1996 (?).

Фото Наталии Дьяковской. Из архива ККК.

 

 

 

“И РАЙСКИН КАЧАЯСЬ ВИСИТ...”

(отступление в русский рок)

 

раз уж пошли говорения на мове (где-то изрядно раньше, в этом хаотическом коллаже...), как не вспомнить вечер памяти курёшки, на фестивале организованным райскиным...

потом пошёл поголовный SKIF, аукцыонщики, горловики и колибри

“когда певцы степей горловики

увидели твои жировики

то пригласили на тусовку, мать

чтобы нарзан иль бадузан в тебя вливать...”

“и колибри вякостно поют

коих представляет коллаген...”

– коллаген, он же братик пираньи, он же... он же...

но было имело место быть и говорение на языках

аукцыон ношеных вещей по дешёвке, погружение тохесом в треснувший аквариум, опыление дустом ДДТ, началось всё это алисой раком перед оберманекенами

1988-1998

сука гарик сукачов, расторговываемый м.ковалёвой расторгуев, тихий шум шумова

всё это поле чудес вспахано волосатой киркой киркорова, вспученным животом пугачёвой, распяленным распиздяйством распутиной

агу-агу агутин, юлой вертящийся юлиан, апитерапия (пчёлка в жопку) алёны апиной, цацки феликса царикати, квартет кобзона, квантришвили (лужкова опустим, по лагерному) и церетели

опопсевшие приезжающие за шмотками рокеры, клака квакающих какеров бэгэ, могутин бренер и африка на кушетке у меня под тушей лермана, “а наутро выпал снег” рядом с бабьим яром на балконе на корбин (“правда ли, что у вас шевчук пел?” – одесситами брайтона адресующимися умученной мыши с авоськами и борзыми)

началось это девочкой “адой”, носочками в ванной, рваным башмаком башлачова на кинчеве, “ой мамой” юры наумова, обалдуйствами оберманекенов (микрофон на моей трёхлинейке), началось и тут же со SKIF'ом кончилось

“и коврик тимура у входа

в петровский с кальсонами зал

курёхин прошедшего года

сгоревший центральный вокзал...”

и вокзал с моим устричным баром накрылся сгорел, и курёшка с бесстыдною синевою глаз и досиня выбритых караимско-греческих (жреческих) щёк у ног оранжевого буддийского монаха:

– а вы чем занимаетесь, молодой человек? (юлик-вася, пожирая козла, патронически)

– наркотиками... педерастией...

– к-какими наркотиками?!...

– элэсди... экстази... кокаин... героин...

выябывался у ног моих на моём дне рождения (котором?) курёшка

и нету его, год спустя первой ласточкой фестиваля (или два уже года – я помню?) – 100 музыкантов в честь памяти, в церкви на вашингтон сквер – центровое место торговлишки оными – элэсди, экстази, и крэком, крэком...

мы с трубачом кириченко репетируем у дверей под дождём

вышли пред 30 рыл (билеты райскин зарядил по двадцатнику), музыкально-поющих, на всех инструментах играющих

и вдарили по языкам

скромное “говорение” из “башни”, 1967-ой

“leopold havelka” венский, 1975, полстраницы на 24-х языках

“wazamba mtuta” на африканских и “bonem tui-tui” на папуасских

закончили же “kai-kai kanaka tripela meri” на языке ток-писин, по учебнику дьяченко (и кого ещё там?), там-тамом и трубой аркадия кириченко, дуэтом

курёшка вертелся в гробу подхихикивая и аплодируя

серёженька синеглазик сынок сукин сын

в память “вязальной фабрики” 1988-го, когда я в голубом балахоне египетском изображал передвижную выставку “до-товарных” морских пейзажиков гаврилы (один на груди, другой сзади), на выставке коммерсушников белкина-овчины-геннадиева (и гаврилы, со старпомом колей, товарнячок), устроенной ванькой бахуриным, а курёха насиловал пианино двухчасовой джем-сешшн, на всех языках музыкальных, от джаза-чайковского до рока и панка свиньи (сына валеры панова)

было не слабо

японцы торчали и требовали записать серёженьку на золотую десятку

вертелась танька толстая и комариная подстилка джемка гамбрелл

что-то снималось на видео мышью и малость моим куафёром на фото: синеголубая волосня и синяя борода (в тон глаз и щёк серёжи курёхина, как угадал)

от синего до оранжевого, сколько там лет, пяток, десятка или шестёрка

вроде и вместе а всё-таки порознь, параллельно и вертикально

вертикальным кино рустама хамдамова, сугубо перпендикулярным всему советскому

из той же россии на том же брайтоне в knitting factory и на washington square

началось же 9 мая 1975 когда я снимал и писал в академии колю корзинина и никитона зайцева и их отпочковавшийся от рекшана “большой железный колокол”

серёжа стоял со мной в толпе: клавишных не было, он не играл

так с ним и не поиграли, только посмертно

с трубачом кириченко (из “три-О”)

под эгидой повесившегося виолончелиста бори райскина

на первом фестивале памяти серёжи курёхина

 

вот оно:

 

РЕЧЬ МУЗЫКА*

 

                                               Джерри (снимается, за неактуальностью)

 

Ооое          двоегласные островов Полинезии рог-раковина Эолова арфа Кипра

Мб'              двухсогласные ритмы центральной Африки Папуа барабаны Меланезии

Пх'ач'ич      щёлкающие гор Кавказа цок кастаньет Пиренеев ацтеки Андов

Ууую           поющие степей струною комуза Джамбула (монгола)

 

Цинь-Янь    восточная музыка речь чужда европейскому уху

 

(16-17 июня 80

Техас)

 

Эпиграфом вторым поставим:

 

“God wen get so plenny love an aloha fo da peopo inside da world, dat he wen give his only Boy, so dat everybody dat trus his Boy no goin mahke, but goin get da kine life dat stay to da max foeva.

You know, God neva send his Boy inside da world to punish da peopo. He wen send him to take da peopo outa da bad kine stuff dey doing.

John 3:16-17.”

Pidgin Bible Translation Group

Greatest Ho'okupu (Greatest Gift)

Surfco Hawaii, Inc.

(из присланной мне странички Библии на пиджин-инглиш, от Юры Звягинцева (Svjagintsev Jueri) и Мары, из Техаса; она американка с Гавайев, фантастический фотограф; он сын русских казаков из Прибалтики, родился в Америке, ни слова по русски, но поскольку художник “тюльпановского” направления, а теперь по мебели, то мы друг друга как-то понимали, понимаем и по сю; на языке жестов, на языке беш-де-мер, на африкаанс, воляпюке, на жаргоне кариб...)

 

 

KAI-KAI KANAKA TRIPELA MERI

(The man who ate three white women)

(Человек который съел трёх белых женщин)

 

“По мнению Фокса, аборигены Соломоновых островов не были в общем-то каннибалами.

Жители Малаиты, например, съедали своих врагов лишь затем, чтобы подчеркнуть собственное превосходство.”                                                         

(К.Малаховский, “Соломоновы острова”, М., “Наука”, 1978, стр. 36)

 

1.

mi kai-kai

yu kai-kai

em i kai-kai

yumitupela kai-kai

mitupela kai-kai

yutupela kai-kai

em tupela i kai-kai

yumitripela kai-kai

mi tripela kai-kai

yutripela kai-kai

em tripela i kai-kai

yumi i kai-kai

mipela kai-kai

yupela kai-kai

ol i kai-kai

 

2.

mi laik i maritim dispela meri

dispela meri

banana bilong kai-kai

 

3.

gutpela kai-kai tumas

dispela meri hia

dispela meri

banana nambawan bilong

 

4.

dispela meri i gat bel

kampa bikpela

salim pas

wet long me

meri i gat bel

paitim nogut

 

5.

mi save kai-kai mit

em i kai-kai i stap

mi laik i kai-kai kaukau

kaukau klosap i tan pinis

tumara bai mi kai-kai

 

6.

meri i gat bel

Dogari i man bilong Nui Gini

em i hariup i kai-kai

mi kai-kai, yu kai-kai

 

7.

masta i ken kai-kai nau

yu no kai-kai

yu no ken i kai-kai tispela

maski planti tok-tok

kai-kai tispela

yu i kai-kai

mi tasol i kai-kai

 

8.

yu laik i kai-kai o yu laik i slip?

meri i wokim tispela bilum i stap we?

em i papa bilong me

em i gat gutpela kai-kai

mi lukim pukpuk

mi lukim pinis sukai, i kam

westap tispela blakpela dok

em mi lukim em aste?

 

9.

ologeta taim mi singaut long tispela meri em i no kam

sapos em i kam pinis bai mi gipim em wanpela akis

em i seksek olosem sapos em i kol tru

maski i singaut longen o mi no singaut longen, em i no laik kam

 

10.

mi sindaun nogut me pundaun

em i toktok olosem: “yu mas kai-kai nau”

 

11.

Tomas i kam kamap long ples.

Kamap pinis, orait, em i sindaun kai-kai.

 

 

1.

я ем

ты ешь

он она ест

мы вдвоём с тобой едим

мы вдвоём без тебя едим

вы вдвоём едите

они вдвоём едят

мы втроём включая тебя едим

мы втроём без тебя едим

вы втроём едите

они втроём едят

мы включая тебя едим

мы без тебя едим

вы едите

они едят

 

2.

я хочу жениться на этой женщине

эта женщина

банан пригодный для еды

 

3.

очень хорошая еда

эта женщина здесь

женщина которая здесь

банан весьма пригодный для еды

 

4.

эта женщина беременна

вырастать большой

посылать письмо

ждать меня

женщина с большим животом

бить до смерти

 

5.

я обычно ем мясо

он находится в состоянии еды

(т.е. процесс еды начался в

прошлом, продолжается сейчас и,

по-видимому, не будет закончен

в ближайшем будущем)

я хочу поесть кау-кау

кау-кау вот-вот полностью сварится

завтра я буду есть

 

6.

женщина беременна

Догаре – новогвинеец

он ест торопливо

я ем, ты ешь

 

7.

господин будет определённо есть

не ел бы ты

ты бы не ел, нельзя

никаких разговоров

ешь это

ешь

именно я ел

 

8.

ты хочешь есть или ты хочешь спать?

женщина сделавшая эту сумку, где?

это мой папа

это очень хорошая еда

я вижу крокодила

я вижу валлаби, он бежит сюда

где та чёрная собака,

которую я видел вчера?

 

9.

когда бы я ни звал эту женщину, она не приходит

если бы он пришёл бы, я дал бы ему топор

он дрожит, как если бы ему было холодно

позову я его или не позову, он не придёт

 

10.

я сел, чтобы не упасть

он сказал следующее: “Ешь!”

 

11.

Томас приехал в деревню.

Приехав, он сел поесть.

 

Цитаты по книге: М.В.Дьячков, А.А.Леонтьев, Е.И.Торсуева, “Язык ток-писин /неомеланезийский/”, М., “Наука”, 1981, стр. 43-60

 

(1982?)

 

– в двухголосии, параллельным текстом, по русски и на ток-писин, одновременно дуя в трубу...

 

TEGE PULU HUHA POEM

 

Gim' me blackheaded piggy

Gim' me lot of salt

Gim' me possum meat

Gim' me white pearls

Gim' me cassowary hind

Gim' me fine feathers

Gim' me lots of sago

Oh kuru lulu

Huri duna

Tari Medi

Koma enga

Tege pulu tege pulu

Me biult big canoe

Me worked in the garden

Oh my neck oh my neck

Me was hunting long-long

Me hollowed out big canoe

Oh my ribs oh my ribs

Me burning logs oh my back

Me gathering bananas oh my head

Me cut sugar cane oh my hands

Me brought bananas oh my shoulders

Me scooped the whole pool oh my legs

Vali vali

Guru tiri

Kese sago

Koni Yoru

Hobo Yuru

Fazu Mubi

Kabe bari

Tuni Kimi

You eat kawa-berry

               on the East your food would be kosabutu-berry

You eat fruits of iri-paygimi

                You eat barua fruits

On the East your food will be hainua

You will cling to the branches

                 of tarifia and senegani palm-trees

You will cling to the leaves

                  of sugar cane grass

On the East you will cling to the leaves

                   of bananas and kawa kabi

Kava nafa

Kaba kisi

Deve naga

Hagi semi

Kuku kuku

Tege pulu

You dance tege pulu

Huya

Hi-huya

Taro

Yams

 

(Острова Фиджи)

 

WAZAMBA MTUTA

 

                           In memoriam Henry S.*

 

Твиянзи янзи о катакиро

Кабака кадзи Увума мтиро

Узога гамба мга Муиванда

Кагехи Манва Учамби чонго

Бамбара Ньяза а'нго Укимбу

Масаи сорго таренга бвана

Кабаса симба мунгваи Мпапа

Килузу а-и бван!

 

Тонго-тонго

Качече зуна

Ливумбу мганга

Ливумбу тьяна

Ливумбу в'ана

Момбити тэмбо

 

Айя-марумбу хихья-эхихью

Сенгоро мтэзу а'зумба квиха

Бекумби ньеро бататы таро

М'баро м'баро

 

Арууюни Килима мтамбва

Тумба марамбо

Канья марамбо

Арья кутимо

Самба масимбо

 

Амба!

Угого!

 

(Диалекты Занзибара, Замбии, Уганды)

* Генри Стэнли, “Dark Continent”

 

TAMO RUSS MAKLAY-MIKLIKHO

 

Bonem tui-tui ma tuno Bongo

Nengtenva Male gabina kadda

Kunila diugu jarur cheljupa Bongo

Hochemu bibi barum kaaram-niri

Bul'-ra Yomba sing-niri Yabo Bili-Bili

Avoy daini bum Mana Boro-Boro

Dongan arima Gorima gumbu

Dongan gorendu maube gumbu

Maklay atimbu

Maklay hotembu

Garagasi Maklay maragumyambomba –

aren!

 

(Papua, Новая Гвинея, берег Маклая)

 

 

 

ККК и Курёхин, 1996 (?).

Фото Наталии Дьяковской. Из архива ККК.

 

 

* О ЗВУКАХ

 

“Песнь” их по-разному звучит в открытой степи, глухом лесу или горных ущельях. ...

Влияние географической среды можно проследить и на формировании человеческой речи, совершенствовании голосовых связок,звукового склада.

(Но) – не будем касаться тонкостей лингвистических различий отдельных народов.”

... и т.д.

(Федор Худушин, “Звуки в природе и эстетика слуха”, альм. “На суше и на море”, М., “Мысль”, 1979, стр. 292)

 

... это и полифонии пети брандта (ант., том 4а, и в фильме “дневник юлии”), и дневники маклая и стэнли, и мой долгописомый роман:

 

“... Полина, современная Афродита, из мыльной пены рождённая, созданная воображением со прилежанием, снабжалась приложением и комментариями, подобно плану Рима. Исследователи, эксперты, следователи прокуратуры и юные следопыты путались в ненужных подробностях, блуждали, блудили и заблуждались в холмах и озёрах этой терры инкогнитой (урожденной Посполитой). Земля Мазовецкая, Сандомирская, (Силезская, Богемская...) и Полина Климовецкая требовали своих экспликаций и дислокаций, требовали Стэнли и Ливингстона, Аркадия Фидлера, шведского коммуниста Эрика Лундквиста, Иржи Ганзелку и Мирослава Зигмунта. Она ещё ждала своего Хейердала, бальсовых и камышовых плотов, ждала теории полинезийского треугольника Те Ранги Хироа, мореплавателей солнечного восхода, открывателей Берингова пролива и Ключевской сопки в районе ключиц, горячих ключей и неустрашимых спелеологов. Первобытные племена, письмена и наскальные (наскульные) изображения требовали своих адептов и диспоузеров, Кнорозовых, Шлиманов и Шампольонов, Александров Кондратовых (Сэнди Конрадов) и вычислительных центров ЭВМ. Шли первопроходцы, оставляя свои отважные кости в ущельях и впадинах, пионеры прерий и напрасные искатели золота, за ними толпами шли торговцы и работодатели, эксплоатировались и исчислялись природные богатства Полины, требовали гражданства и уничтожали простоватых аборигенов, распылялись, врастали и ассимилировались, строили храмы, вертепы и ристалища, воздвигали жертвенники, кумиры, курили благовониями, мvрром, сандаловым деревом и вервеной, делили, обобществляли и коллективизировали, углублялись в недра, уничтожали биосферу, атмосферу и загрязняли окружающий космос, создавали спутники, зондировали направленными взрывами расположение матки и вульвы, оливинового и венерина пояса, копошились, копались, вели раскопы, возводили контрфорсы и контрэскарпы, куртины и фашины, строили стенобитные орудия, осадные башни и бульдозеры, тараны и буры, бурили, били шурфы и закопушки, – эпос всемирной литературы, Гомер и Пушкин, Ромен Роллан, Драйзер и Александр Курако, – изучали топонимику и экологию, отождествляли, маршами и гимнами, нагими и мёртвыми, мормонами, молоканами, квакерами, каптёрами и маркитантами – шли.

 

У фонтана Святого Петра в Риме.

. . . . . . . . . . . .. . . . . .

 

* Разрез Полины (монтаж)

– разрез опускается, за невозможностью достать оригинал... (впрочем, можно воспользоваться обычным /стандартным/ анатомическим атласом. вырезать, вдоль по пизде, и вклеить).

 

.......................................

 

... И не пишешь, тянется боль, как спагетти, глистою из Глейзера зада задумчиво, заунывно, едет калмык, мыкая свое горе, коровой стельной мыча – всё без слов, обессмысленно, соль, слёзы и степь ты мне напоминаешь и свист сурков ниткой суровой сквозь губы продетой Полина зачем ты? зайчатиной тело дрожит дикой козы стременами в стремнинах старательный бег герб на груди и гербарий твоих маргариток на поляне токую дурак тетерев попугай какаду повторяя аморе аморе а море картавит в фонатанах в тритонах в тридакнах повторяя ахеа ла оэ э хеле маи иа'у? Иа фано ле асо на фанау маи аи а'у! Э ка вахине моэ илуна ка ало! повторяю ароха ахау ищу атуаху чтоб увидеть твою атэатэ она лелолело в'аиаипо – кричу

я сложу тебе гимн, а пока объясняю:

Когда ты придешь ко мне?

Да погибнет день, когда я родился!

О, женщина спящая с лицом обращённым вверх!

любовь   я   приворотное зелье   промежность   розоватая   любовь моя

Полина, солнышко...

..............................

 

* то же относится к карте американского Самоа...

...........................................

 

На Таити – ах, на Таити! тити-мити и эти тити – в Папаэте – ах, не тяните! протяженные эти нити – Паумоту и Мату Хари, хари матом маруту хири – харакири, повиснут гири на заре в купыре в эфире – нотой “ре” – ротенштюрменфюрер на зюйдбанвесттодтундлибегассе

мусс мит либе я пуло вреи кэ карахо бюль-бюль энд соу:

соевый соус в японском ресторанчике “Белые ночи” белые негры бегают и белые тигры снятся тетёрки охотнику потьма и Гагры – впотьмах наощупь навзгляд наприкид – опрокинулось тело

 

теи пакехо иауи инахо

Аиуии ора ароха хулу

Мареареа теи иоранаху

Пуаха тоу ракуху тари

Те ранги ранги утанга в'ару

Ваиипуку хуанге ора

Ванехеваке кохакаронгу

Хануми тото э руимата

Ковати танго ту паэпае

Коиа таро ха токатока

Аиу маро хонгои кати

Алоха оэ ауку уру

Матема хаме илоху хиру

Кохана дама на холмах Рома

Ате иаху полина эхо

Нагое тело алоэ лоэ

 

Унд :

 

Дранг нёйе ботом бётеншафт

Мит люгер гибт айн грюссе митсель

Гекукен брайх нихт вюрстель шайсс

Готт либе нахт унд грюне цвибель

 

Цум байшпиль вайссе циглер цвинк

Грюсс готт гетринкен айне штрудель

Унд майне гебт дер одер Цинк-

лергассе цорес фройляйн шрибе

 

ш малайшким акчэнтом я жаговорил роте фане унд фанерка пiд шраку шо же ты робышь чоловiче Божi ж мiй як усе тут гарно ренэ гардини та гардины шiлковыя на бiтых вiконцях цереус мультифунга энд Доминус вобискум Харибда и Сцилла кобыла стояла и сцяла о-ля-ля шансонье распевала распивала в 5 часов пополудни традиционный крюшон для морских дам морской офицер приблизился и начал забрасывать противный фрегат ядрами и брандскугелями ильза ляйтенбергер в своём кругу писателей писатели в своём кругу а я в своём кругу писатели кружились вокруг ильзы ляйтенбергер ильза ляйтенбергер кружилась вокруг писателей в своём кругу писатели в своём кругу ильза ляйтенбергер в своём кругу в кругу писателей в кругу ильзы ляйтенбергер традиционный крюшон чайная церемония в своём кругу в 5 часов пополудни ильза ляйтенбергер морская дама морская дама писатель в своём кругу ильза ляйтенбергер в своём кругу брандскугелями в своём кругу противный фрегат в своём кругу чайная церемония ильзы ляйтенбергер крюшон ильзы ляйтенбергер ядра ильзы ляйтенбергер брандскугели ильзы ляйтенбергер в своём кругу в своём кругу писателей брандскугелей крюшона морских дам чайных церемоний ильзы ляйтенбергер ильзы ляйтенбергер ильзы ляйтенбергер в своём кругу пен-клуба фидермана чайных церемоний крюшона морских дам ядер и брандскугелей нагелей фогелей фольксдойчей и фольварков

 

ильза можно или нельзя

льзя ли к ильзе допустим к пользе

кюхельбекерен марк мазья

ильмень-озеро пенит пильзень

ильзень поползень зензивер

видерзеен мадамъ поплюйко

поплавок кабак селигер

ходасевич оцуп поплавский

фидерман ганс арп марк пессэн

писатесса поплюйко-натов

по сахаре ползут пески

боря пескин пыльным канатом

элинсон бахчанян габо

абэ кобо по-моему баба

поправляет своё жабо

председатель собрания жаба

ляйтенбергер цум люксембург

фидерман барон эйхенбаум

воет ночью во тьме вальпург

португальским танкером в гао

гаолян созрел на полях

ильза хочет маисю рисю

говорю я ей: вуаля

поэтессу актрису кису

жора киссинджер едет в танжер

в ланжероне жируют гуси

и пишу я николь: мон шер

в сан-суси не то что в союзе

только ильза шепчет: нельзя

чай по спискам дают в пен-клубе

 

уезжаю я в сен-низер

дабы там заседать в конклаве...”

 

– и так далее, всего полста страниц главы (узла) романа, “De oude papа Paul Kruger und la pеtit courtisane Popole-Poline”, часть 4-ая, писанная в Вене в 1975, неопубл., неведомая, никому не нужная, и т.д.

... начинающаяся многорекомым 24-язычным, 25 лет исполняемым – на ура, на бис, на писки и визги и хихи –

хавелкой”:

 

LEOPOLD HAVELKA

 

     This text is written thanks to the

delightful Romanische dichter Ivanceanu

in Alte und Grossische Wiena

Anno Domini tysiacha deviatsot sem'desiat pyatom

October, Acht

 

       Welcome, You, lotry und shabery, Bielorussians mit Ukrainische geshriben das Kunstler und painter sans l'oeil. Yomkippurisch Blit monster Sie Branchen Teobaldus Grossier mit Poline zum Aliosha geschlossen – Potz und tausend Potz – meine Herren und Damen, genuk. Genug trepat'sa, You, bloody bastards of Socialismus der Aktress la bona New York, showing Your lousy cunt, shaving belly, la belle Parisien curtizanus, anus mit Tochis, geshlossen, Amen.

     Miniaturische, mit Bliebe, mein Liebe Moskwitschka, Naturlich, jawohl. Sevsus das fraulein Olimpus, Sevsus das Fraulein, my Goodness, amore. Ahchor la Polische blood sangue la putta Sangrada, sinitsa-moskowka, Poline. La poulette, You, incredible whore, bitte, Rauchen nicht, Nachtingall lubricated by finger – fis donc. Jawohl, Kuperman vybirayet lopukh, cara, lecken Sie muust meine Saatana Arsh, vajke Nejju mit wett suur vitt.

     L'amore, Poline, servus, prostchayte, M-me, und fare-the-well, distributor! Take it on motokutka, Mal'utka, kohana, psia krew. Krivizna of Your legs, and kugu outstretched pečka. Balalayka in yey verenčesh. Do svidanya, bul'-bul', la puttana Poline, na La Plata rasplata sans coeur. Sacredon, mein Herr, izi ider nicht liebe olen'. Das ist Lenin, toska, triste Ostia floating v mer. Adios, mein Herr, meine Damen, zusammen, chin-chin!

     Peste, mal'utka, Polina mit breast. Take it easy, Madame, Eeesti kelt das ist Grossische schrift. Que carajo, my love, mein Liebe, mu armus – prostchay! Ivan-chay das ist flower, und gebt eine Kiss, meine Fraulein, marukha und miss.

      Bye-and-bye.

      Up to Paris,

             my tits!

 

(1975, кафе Leopold Havelka, в Вене)

 

– и при 5-й уже, наверно, перепечатке, миша магазинник-лабазник в своей “koje” (“коже”), №2, нью-йорк, 1998, альманахе моих ученичков, умудрился переврать: “and kugu outstretched peVka. Balalayka in yey verenVesh.”, с марийского, звук “ч”, переданный ошибочно не той летерой “с”, а за смыслом гоняйтесь сами (заверяю, что неприличный, иным не пользуемся), от моего марийского выражения: “изи идер, кугу пичка же”, то же и в эстонском: “вяйке нейю, суур витт”, по-русски разбирайтесь сами...

 

на чём и закончим свои недозволенные речи...

 

(9 января 99)

 

 

послесловие-2011

 

Запись "Насекомой Культуры" сделана в далеком 1985 г., издана на виниле в 1987 г., и теперь - на компакт-диске. Она создавалась Курехиным в сотрудничестве с НОВЫМИ КОМПОЗИТОРАМИ (Игорем Веричевым и Валерием Алаховым) в духе так называемого соц-арта. "Насекомая Культура" - подобранные и обработанные звуковые коллажи из советских радиопередач, театральных спектаклей и кинофильмов с до боли знакомых каждому советскому человеку фразами, интонациями, ритмами и мелодиями. Эти звуковые куски перемежаются курехинскими синтезаторными пассажами. И на все это в определенных местах накладываются саксофонные соло Игоря Бутмана. Сквозь крики чаек и шум моря прорывается голос ведущей утренней гимнастики "и раз, два, три и четыре", наигрывается "Эх, Яблочко", произносится с издевательским заиканием "прекрасна ты, жизнь, и ничего мы так не любим, как жизнь", периодически ускоряется и замедляется запись на пленке. Очень смешно. Вторым номером на пластинке идет знаменитое "Тибетское Танго", вошедшее также в "Радио Африка". "NME" в рецензии на "Насекомую Культуру" написал, что "ПОПУЛЯРНОЙ МЕХАНИКЕ удалось проникнуться духом Дада и возродить его гораздо ближе к оригиналу, чем это сделали популярные, но эксплуатировавшие лишь модную образность дадаистов и футуристов ART OF NOISE и CABARET VOLTAIRE".

(//lectro.ru/2006/11/page/27/)

 

 

насекомая культура (1985-87) = РАП (2003)?

 

 

 

 

 

на первую страницу 

к антологии

<noscript><!--