МИРОН ЛЕВИН + АЛИК РИВИН

Мирон Левин был красивый чернявый мальчик, моложе меня на три года; о его происхождении я ничего не знаю. О семье он никогда не говорил, – видимо, она не вызывала у него положительных эмоций. Попал он на отделение гебраистики по воле Зиночки, – о древнееврейском языке he could not care less(2) и не делал ни малейших усилий, чтобы освоить его. Он был русский поэт, и если ему где надо было учиться, так это на литературном отделении, куда он вскоре и перешел. Поведение его было эксцентричным – он как бы подчеркивал свое полное безразличие к тому, что о нем кто бы то ни было думал. Ему, например, ничего не стоило в ответ на удивившие его слова, сказанные мной, вдруг с размаху сесть прямо на тротуар на людной улице. Поэзия его шла от обэриутов (Олейникова, Заболоцкого, Введенского, Хармса, Шварца), из других поэтов он чтил, пожалуй, более всего – или даже только – Пастернака. И еще Алика Ривина.(1) Мирон был очень низкого мнения о людях, окружавших его; когда я упрекнул его в том, что он никого не уважает, он ответил, что это не так, и что он уважает трех профессоров и трех студентов – из профессоров Франк-Каменецкого, Эйхенбаума и еще не помню кого третьего (Тарле?), а из студентов Выгодского, кажется, Верховского с литературного отделения и Соню Полякову – с нашего.(2) Других он позволял себе разыгрывать, дразнить, нахально обрывать.

Но поэт-то он был настоящий. Это ощущалось даже по его комически-сатирическим произведениям из серии, которая называлась как-то вроде «Поэма быта»:

Соседи лопали, а поэт, видимо, как водится, голодал.

Серьезные его стихи я прочел впервые много после его смерти.

А вот это стихотворение было им написано и вовсе в четырнадцать лет:

Вот что писал в том же возрасте этот насмешливый ниспровергатель всех официальных авторитетов:

Стихи Мирона были впервые напечатаны в 1981 г. в Австрии.

<….>

___________

¹ Алик Ривин, примерно моего возраста или немного старше, был странным, вероятно душевнобольным человеком и замечательным поэтом, по характеру своего стихотворчеова стоявшим где-то между Мандельштамом и обэриутами. Насколько мне известно, его поэзия никогда не печаталась; может быть, что-то сохранилось в чьей-либо памяти.

Меня познакомил с Аликом Ривиным на улице Мирон Левин; они оба проводили меня домой до Скороходовой, и по дороге Ривин перечислил мне множество моих родных и указал, чем они занимаются, – это было как чудо. Чем он жил – совершенно неясно. Последний раз я встретил его в начале 1941 г. около здания Библиотеки Академии наук; он вылетел со страшным матом из соседнего Института галургии, куда он пытался продать для экспериментов мешок кошек. После этого он зашел в библиотеку, повесил мешок с кошками на крюк в гардеробе и поднялся в читальный зал. В начале войны он явился в ленинградский военкомат, чтобы вступить добровольцем в армию па должность переводчика с румынского, по ему, естественно, было отказано. Умер в блокаду.

К сожалению, в моей памяти из его произведений сохранилось только стихотворение-двустишие:

«Вниз головой, вниз головой,

Грызть кукурузу мостовой»

 – булыжной, конечно.

И еще начало стихотворения: «Вот лежу я в могиле, Засохлый еврей...» Это,  конечно,  не дает представления о его оригинальном  и замечательном поэтическом творчестве.

² Ко мне, впрочем. Мирон тоже относился хорошо. Однако суровость его оценок меня несколько шокировала. Мы с Мишей Гринбергом были более снисходительны к нашим профессорам. Мы были согласны, что они делятся на три группы: те, которые интересуются только наукой и ничем больше,  –  к ним мы относили Юшмапова, Крачковского, Франк-Каменецкого и Борисова; те, которые интересуются наукой по-настоящему, но не упускают из виду и жизненных интересов, – сюда мы (не совсем справедливо) относили Рифтина и, с некоторыми колебаниями, Винникова, Мавродина, и те, которые пользуются наукой как булкой с маслом, – сюда мы относили Башинджагяна и все марровское окружение, а также большинство преподавателей по общественным наукам и истории.

//srcc.msu.su/uni-persona/djakonov/8.htm

… РЕКОМЕНДУЮ НАСТОЯТЕЛЬНО И ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ ЦИТИРУЕМОГО ДЬЯКОНОВА

(ККК, 15 мая 2007)