|
НИКТО НЕ ПОМНИТ КТО ЧЕВО
КРИЧАЛ… (И КТО ЧЕВО ХЛЕБАЛ…)
(статья Натальи Горбаневской
в «Русской мысли», на её сайте)
Михаил
Красильников – один из...
«Даугава», 2001, №6, ноябрь-декабрь. Раздел «MEMORIA as LITTERIS» (с.57-145)
В сборнике «Самиздат века» целую группу ленинградских
поэтов, начинавших в ранние 50-е, назвали «кругом Красильникова». Принадлежавший к
этому «кругу» Владимир Уфлянд называет его «филологической школой».(*) С
горьким запозданием, но справедливость торжествует. Уже не разрозненные
публикации в периодике и антологиях – в прошлом году в Петербурге, в
издательстве Буковского, вышли три книги четырех скончавшихся в 80-90-е
поэтов этого круга, кружка или дружеской компании: Юрий Михайлов, Михаил
Красильников. Старшие авторы филологической школы; Сергей Кулле. Верлибры;
Александр Кондратов. Стихи тех лет.
«Неправильно думают, что все началось в 1953 или даже в 1956 году, – пишет
один из младших участников того же круга Лев Лосев в статье «Тулупы мы». –
(...) Самиздат – и явление, и само слово – появился в сороковые годы. Всегда
находились поэты и художники достаточно молодые, пьющие или сумасшедшие (или
все это вместе), чтобы пренебрегать опасностью и резвиться лагерной бездны
на краю".
Этот круг начинающих стихотворцев ориентировался на
футуризм: через превознесенного советской властью Маяковского, как пишет
Лосев, «можно было проникнуть к футуризму, к Хлебникову, к главному стволу». Большая
подборка приведенных в «Даугаве» стихов Красильникова свидетельствует, что в
отличие, например, от того же Лосева («через будетлянство и кубофутуризм
добраться до Ахматовой и Мандельштама») он своей установке на футуризм и на
его последователя, раннего Заболоцкого, в основном оставался верен (пока
вовсе не перестал писать стихи: в «Даугаве» последние датируются мартом
1963-го).
Первая
публикация стихов Михаила Красильникова состоялась в сборнике «Пятиречие» –
два выпуска, изданных в 1958 и мае 1959 г., тираж один экземпляр, адрес
издания: Мордовская АССР, ст. Потьма, пос.
Явас, п/я 385/14.
А где-то по соседству Мокша
Стремилась превратиться в Волгу.
Как занесло Красильникова в Явас – в так хорошо нам когда-то известный, а
новым поколениям, слава Богу, неизвестный почтовый ящик 385, означавший куст
политических лагерей (14 – номер лагпункта)? Тут придется сказать еще об
одном виде... искусства? жизнетворчества? – который в те годы еще не имел
названия, но существовал, хотя практиковался немногими (зато был свойственен
как раз русским футуристам начала века). Теперь это
называется хеппенинг.
В «Комсомольской правде» от 11 декабря 1952 г. появилась статья
специальных корреспондентов из Ленинграда «Трое с гусиными перьями»,
начинавшаяся так:
«В аудиторию входят трое юношей. На них длинные, до
колен, рубахи, посконные брюки, в руках лукошки. Стараясь привлечь всеобщее
внимание, они усаживаются за стол и достают... гусиные перья.
– Какая
глупая комедия! – негодуют заполнившие аудиторию студенты. (Негодование
оставим на совести авторов статьи. – НГ)
А
ряженые, явно стараясь быть у всех на виду, пробираются поближе к кафедре,
вынимают из лукошек деревянные плошки, разливают бутылку кваса и начинают
попивать его, напевая «Лучинушку»...
Что это? Когда и где происходило? Не далее, как первого декабря этого
года на филологическом факультете Ленинградского университета во время
чтения лекции по русскому языку. Разыграли эту дикую сцену студенты второго
курса Михайлов, Кондратов и Красильников".
(Кондратов – не вышеупомянутый Александр, тогда еще школьник, а его старший
брат Эдуард).
Описание того же эпизода у Лосева, который поступил в университет
только в 1954 г., в деталях расходится со статьей в «Комсомолке»:
«...наряженные в сапоги и рубахи навыпуск ...пришли в
университет и, усевшись на пол в кружок в перерыве между лекциями, хлебали
квасную тюрю из общей миски деревянными ложками, распевая подходящие к
случаю стихи Хлебникова и как бы осуществляя панславянскую хлебниковскую
утопию".
Безусловно, мемуарист не раз слышал – может быть, слегка мифологизированные
– рассказы участников этого хеппенинга, но мифология мифологией, а главное,
«хлебниковское», не отмеченное корреспондентами, он отаметил правильно и
назвал это «футуристической демонстрацией». (Вадим Крейд
приводит многие другие, более мелкие случаи из жизни этой компании, вроде
конкурса на то, кто больше выпьет стаканов киселя в университетской
столовой, и называет эту их постоянную игру «футуристическим театром для
себя».)
Участники «футуристической демонстрации» удержались «лагерной бездны
на краю», отделавшись исключением из комсомола и из университета. Новый
хеппенинг занес Красильникова за край бездны, и он стал чуть ли не первым
арестованным по ст.58-10 после доклада Хрущева на ХХ съезде. Дело его было
громким, отзвуки его донеслись и к нам в Москву: рассказывали, что Миха
Красильников (так я на всю жизнь и запомнила «Миха», хоть никогда его не
видела) на демонстрации 7 ноября шел в колонне и выкрикивал... тут сведения
о том, что именно он выкрикивал, расходились, как расходятся до сих пор, и
ясности не вносят ни приговор по делу Красильникова, ни интервью мемориальца
Софьи Чуркиной с ним, взятое в 1991 году. Во всяком случае – то, что
следствию легко было обозначить термином «лозунги антисоветского
содержания».
Вадим Крейд:
«...Мишу взяли – то ли за «свободную Латвию» (он был из Риги), то ли за
«свободную Венгрию» (год венгерских событий)".
В Москве, помню, настаивали именно на Венгрии, и она
действительно возвращается почти во всех рассказах.
Гозиас:
«...Красильникова повязали на демонстрации, когда он
кричал: «долой власть Булганина и Хрущева!»"
Лосев:
«Он шел среди знамен и портретов и вопил: «Свободу
Венгрии!» и «Утопить Насера в Суэцком канале!» и еще что-то в этот роде".
Никита Кривошеин (солагерник Красильникова):
«Приговором было установлено, что, влившись в колонну
демонстрантов в момент прохождения перед трибунами, М.М.Красильников (...)
стал подряд выкрикивать:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДНАЯ РОССИЯ!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДНАЯ ЛАТВИЯ!
ДОЛОЙ ХРУЩЕВА И КОММУНИСТОВ!
БЕН-ГУРИОНА В НИЛ!"
На самом деле в приговоре ничего такого не сказано:
«...выкрикивал лозунги антисоветского содержания,
направленные против Советского строя и одного из руководителей Советского
государства".
Эта же формулировка повторяется и в описательной части
приговора. Только в секретной сводке, направленной 7 ноября министру
внутренних дел, говорится, что
«...4 студента (...) во время демонстрации выкрикивали
антисоветские лозунги «Долой Советскую власть, да здравствует свободная
Россия»".
Сам Красильников в интервью:
«Ой, кричал ужасные вещи. Долой коммунизм! Долой
советскую власть! Долой Хрущева! Долой партийную клику! Да здравствует
свободная Россия! Да здравствует свободная Венгрия! Да здравствует свободная
Латвия!"
А интервьюер приводит еще сведения из надзорного производства прокуратуры и
– самые интересные – из книги Владимира Уфлянда «Если Бог пошлет мне
читателей...»:
««Да здравствует кровавая клика Тито-Ранковича! Да
здравствует кровавая клика Имре Надя!»"
И в этом не было бы ничего удивительного: Вадим Крейд
вспоминает, например, записи, которые «Красильников со всегдашними
спутниками» делали на выставке Кончаловского в Академии Художеств (1956):
«Мы, цвет ленинградского пролетариата, посетили
выставку Кончаловского, чуждую духу социалистического реализма, и выражаем
наше рабочее недоумение, что такое безыдейное, с позволения сказать,
искусство еще живет в наших рядах"
– и т.д. (мемуарист оговаривает, что это не цитата наизусть, но «верен дух,
а не буква»).
Может быть, ближе всего передает атмосферу красильниковской
демонстрации Алексей Волосников, рижанин, учившийся тогда в Ленинграде.
Кроме
секретной сводки, лишь от него мы узнаём, что Красильников был не один (и
все описание далеко от того, как это было воспринято в нашей серьезной
Москве: герой-одиночка в рядах официальной демонстрации – и в некоторых
вариантах даже не с выкриками, а с плакатом). Рассказ
Волосникова, видимо, основан на свежих в ту пору свидетельствах соучастников
Красильникова, рижан, отделавшихся исключением из вузов и возвращением в
Ригу:
«М.К. двигался в колонне с примкнувшими рижанами, которые тоже учились в
Питере: Карл Лаува – он занимался в университет скандинавскими языками, Саша
Китаенко из Геологического, кажется, еще кто-то из рижан. Немного
«разогревшись» во время длительного стояния на Невском, студенты начали
валять дурака. Они переворачивали двуручные лозунги и, скача по лужам,
словно неводом, ловили девчонок. С визгом в ужасе разбегались маленькие
китаяночки, призывая тут же на месте провести «летучку» и отмежеваться от не
на шутку развеселившихся русских «братьев». Тут кто-то из компании М.К.
зычно провозгласил: «Да здравствует свободолюбивое китайское
студенчество!!!» – летучку как ветром сдуло. Затем сам М.К. гаркнул: «Да
здравствует Хрущев – министр сельского хозяйства!» И все вместе:
«Да здравствует свободная Латвия!»
Этого уже было достаточно, чтобы завести дело, однако на этих лозунгах
не остановились. Прокричали здравицу свободной Венгрии. (...)
Тут же все молниеносно были запиханы в машину".
Может быть, все-таки стоит говорить о присущем Михаилу Красильникову (и в
большей или меньшей степени многим из его «круга») стихийном
жизнетворчестве, куда входят и стихи, и хеппенинги (только не в нынешнем,
совершенно извращенном смысле, когда хеппенинг – «то, что случилось»,
случайное и стихийное, – старательно, утомительно и долго готовят и
выставляют, и уж, конечно, при этом не «пренебрегают опасностью» и не
«валяют дурака»). Отношением к
жизни как к стихии, в которую ты вкрапляешь свое умышленно случайное и
плывешь не по течению, а в произведенном тобою вихре, замечателен и этот
человек, и его «круг».
В заключение хочу сделать лишь одно замечание. Предваривший
вступительной заметкой эту большую и хорошо подготовленную публикацию в
«Даугаве» Борис Равдин (студент уже не 50-х, а 60-х), по-моему, совсем
напрасно растратил пыл на защиту «вечных шестидесятников», считая таковым
Красильникова. Как сказал однажды Бродский (на семь лет младше
Красильникова, но начинавший в том же Ленинграде в 50-е), «мы – поколение
56-го года» (замечу, что к тому же поколению относят себя, например, еще
младшие Владимир Буковский и Габриэль Суперфин, сказавший мне когда-то: «Мне
было 13 лет, но я чувствовал – как вы»). Дата ареста Красильникова – лишь
формальное подтверждение его принадлежности к этому поколению.
«Русская мысль» №4401, 21 марта 2002
(Наталья Горбаневская, АХМАТОВА, БРОДСКИЙ И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ. Статьи о поэзии.)
http://www.newkamera.de/ostihah/gor_o_02.html
(*)
вынужденное примОчение:
«ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛОЙ» (как указывает в.уфлянд) – обозвал их вовсе – Я
(дабы отделить от – геологов),
в антологии, том 1, 1980 – ККК
мою
публикацию – и лосева-лившица (т.1), и
крейда, и
гозиаса (цитируемых, т.5А)
– наташечка “почему-то” не упоминает вообще…
тоже,
похоже, не помнит…
вероятно (методом умолчания), антологии таки вовсе не было
мочить,
мочить – умОлчивающих!...
(26
января 2006)
|