на первую страницу 

к антологии

 

 

РОАЛЬД МАНДЕЛЬШТАМ

 

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ БЛОКА?

Опыт параллельного анализа
 

Берем первое попавшееся:

 

 

 

Вечность бросила в город
        Оловянный закат. 
Край небесный распорот,
        Переулки гудят.

 

Всё бессилье гаданья
        У меня на плечах. 
В окнах фабрик - преданья
        О разгульных ночах.

 

Оловянные кровли -
        Всем безумным приют. 
В этот город торговли
        Небеса не сойдут.

 

Этот воздух так гулок,
        Так заманчив обман. 
Уводи, переулок,
        В дымно-сизый туман.

 

26 июня 1904

               ВОР

 

Вечер входит в сырые дворы, 
Разодетый пестрей петуха, 
Но не в тучи закатной поры -
В серебристо цветные меха.

 

Он приходит в темнеющий сад, 
Попросить у поникших ветвей:
- Дай мне золота, ты, листопад, 
На мониста подруге моей.

 

Только с ношей ему не уйти, 
Перерезав дорогу ему, 
Я стою у него на пути, 
Все сокровища я отниму.

 

И монеты из желтой листвы, 
И роскошную шубу из туч -
Угрожающим светом блестит 
Из-за пояса вырванный, луч.

 

                                   1953?

 

Не лучшее у Блока и не из лучших у Роальда Мандельштама. Несмотря на разрыв в полвека, наблюдаем блоковские реалии: "серебристо цветные меха", "монисто" и "тучи закатной поры". Но по напряжению /даже в этом, первом попавшемся тексте/ наблюдаем гипертрофию блоковских образов - "угрожающим светом блестит / из-за пояса вырванный, луч". Скорее, Есенин. Блоковские "щиты", "нити фонарей" неоднократно возникают у А. Мандельштама, но совсем в другой тональности. Это же относится и к цвету. Вместо блеклых полутонов Блока - сочные, сгущенные краски /"В эти желтые дни...", "Как из сумрачной гавани...", "Седые сумерки..." Блока и "шафранный", "оливковый", "золотой", "медный" - особенно богата гамма желтых цветов Мандельштама/. "Красные копья заката" Блока трансформируются в "белые копья звонниц" у Мандельштама. В системе же образности учтены и опыт футуристов, имажинистов /и конечно, опыт друзей-художников - текст, посвященный Арефьеву, является абсолютной иллюстрацией к циклу акварелей последнего "Повешенные"/. Реалии Блока сознательно огрубляются: ср. "Шлейф, забрызганный звездами" и - "Пальто, забрызганное ночью". "Встану я в утро туманное, / Солнце ударит в лицо" и "Мертвой чугунной вороной / Ветер ударит в лицо". Ибо огрублена эпоха. Кстати, и жили они в районе Новой Голландии - Офицерской, Маклина, Садовой - в самом "петербуржском" районе, районе доходных домов, который со смерти Блока еще ухудшился - на роскошную квартиру Блока /напротив сумасшедшего дома на Пряжке/ приходится нищая комнатенка Мандельштама. Отсюда - овеществление реалий.

 

        Следуя методу Бориса Виленчика /Гнора/ приводим еще ряд параллелей:
 

ГОЛУБОЙ АНГЕЛ

 

Ночь нам покой несет, 
И когда все уснет на земле, 
Спускается с горних высот 
Голубой ангел во мгле.

 

Он неслышно входит в наш дом, 
Наклоняется к нашим устам, 
И спрашивает нас об одном:
О тех, кто дорог нам.

 

И не в силах ему противиться -
Это мать, невеста, жена -
Открываем мы тайну сердца, 
Называем их имена.

 

А утром с ужасом слышим, 
Что любимых настигла смерть, 
И тоска заползает в душу, 
И чернеет небесная твердь.

 

Мы ничего не знаем, 
Не видим божьих сетей, 
Не знаем, что этот ангел 
Уносит лучших людей.

 

И вечером, одинокие, 
Беспечно ложимся спать, 
И в пропасти сна глубокие 
Падаем опять.

 

Так не спите ночью и помните, 
Что среди ночной тишины 
Плавает в вашей комнате 
Свет голубой луны.

 

/Лев Овалов, 
стихи майора Пронина/

* * *

 

Облаков золотая орда 
Ждет пришествия новой зари. 
В предрассветных моих городах

Золотые горят фонари.

 

Далеко, далеко до утра 
И не знать опьяневшим от сна, 
Что сегодня на синих ветрах 
По садам пролетела весна.

 

Лунный город фарфоровым стал, Белоснежным подобием глин, 
Не китаец в лазурь расписал

Сероватый его каолин.

 

Не китаец, привычный к вину,

Распечатал его для людей, 
И лимоном нарезал луну 
На тарелки ночных площадей.

 

Но не знать опьяневшим от сна
Чудодейства напитков иных, 
И напрасно им дарит весна 
Бесполезно-красивые дни.

 

/Р.Мандельштам/

 

Смешно и напрасно искать аналогии этих двух текстов. Текст Овалова написан позднее, всякое заимствование исключается и все же наблюдается поэтическая близость двух данных текстов. Еще ярче проскальзывает параллель /опять же, ни к чему не обязывающая в:
 

НОВЫЙ ГОД

 

Елочный огарок горит
        В моей комнате. 
Любезно лар говорит:
        Укромно те? 
Лар, лар - сиди, молчи. 
О чем говорить в ночи
        Даже с тобой?
        Да. Да. - Бой 
Часов пропел два
        Раза.
Открылись оба глаза -
И лар 
Вновь немой самовар, 
А от огарка в комнате -
        яркий пожар.

 

/Тихон Чурилин, 1914?/

ПЕСНЯ ЛЕГИОНЕРОВ

 

Тихо мурлычет 
Луны самовар, 
Ночь дымоходами стонет:
- Вар, возврати мне их!
- Вар, а Вар?
- Вар, отдай легионы!
- Нас приласкают вороны,
Выпьют глаза из голов! -
Молча поют легионы 
Тихие песни без слов.

 

Коршуны мчат опахала, 
И, соглашаясь прилечь, 
Падают верные галлы, 
Молкнет латинская речь.

 

Грузные, спят консуляры. 
Здесь триумфатора нет!
- Вар!
- Не откликнуться Вару -
Кончился список побед.

 

Тихо мурлычет 
Луны самовар. 
Ночь дымоходами стонет:
- Вар, возврати мне их!
- Вар, а Вар?
- Вар! Отдай легионы!

 

/Р.Мандельштам, 1954?/

 

Чурилин, современник Блока, вообще мало кому известен, и уж явно не был известен Алику Мандельштаму. Что же это доказывает? Берем следующий текст:
 

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

 

Мело, мело по всей земле, 
Во все пределы. 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела.

 

Как летом роем мошкара 
Летит на пламя, 
Слетались хлопья со двора 
К оконной раме.

 

Метель лепила на стекле 
Кружки и стрелы. 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела.

 

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенье рук, скрещенье ног,
Судьбы скрещенье.

 

И падали два башмачка 
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника 
На платье капал.

 

И все терялось в снежной мгле 
Седой и белой. 
Свеча горела на столе, 
Свеча горела.

 

1946

* * *

 

Когда-то в утренней земле 
Была Эллада... 
Не надо умерших будить, 
Грустить не надо.

 

Проходит вечер, ночь пройдет -
Придут туманы, 
Любая рана заживет, 
Любые раны.

 

Зачем о будущем жалеть, 
Бранить минувших? 
Быть может, лучше просто петь, 
Быть может, лучше?

 

О яркой ветреной заре 
На белом свете, 
Где цепи тихих фонарей 
Качает ветер.

 

А в желтых листьях тополей 
Живет отрада:
- Была Эллада на земле, 
Была Эллада...

 

1954?

 

В 1954 году текст Пастернака находился еще в столе, так что скорее, это явление поэтического паралеллизма. Вообще, к случаю следует заметить, что в отличие от Пастернака и Блока у Роальда Мандельштама практически нет любовной лирики: он любил только луну и Элладу /последнее - подобно своему знаменитому однофамильцу/. Башмачки у него не падали. Он был жрецом Танит.

 

        Можно провести параллель между текстами "Конь вороной" Мандельштама и "Ты меня поила ярым пивом..." Ан. Поперечного, написанным позднее, абсолютно явная параллель напрашивается между "Алым трамваем" /см./ и гумилевским "Заблудившимся трамваем", но все это никак не говорит о заимствовании."Оловянные закаты" Блока сменяются "цинковой рекой" Иосифа Бродского, и все это явления одного поэтического ряда. "Рыбий жир петроградских ночных фонарей" превращается в "... глазунью / Из луж и ламповых яиц", "недожаренный лунный блин" и т. п. Однофамилец тут явно ни при чем. Что же касается традиций имажинизма /"Желтую ногу выдернул рассвет / Из черного сапога ночи", "Вечер-швейцар подавал Петербургу / Огненное пальто зари" - Ан. Мариенгоф/, то и они тут ни при чем. Мандельштам - типичный представитель "конструктивного эклектизма" 50-х-60-х г. г. Что же его все-таки отличает от Блоков, Пастернаков и т.п.? "Лунатизм", художническое /а не художественное/ восприятие мира - последнее, впрочем, мы встречаем и у Пастернака, но в более приглаженном виде /"Льдин ножи обнажены / И стук стоит зеленых лезвий"/. У Р.Мандельштама цвет приобретает самоценность и самоцель. /"Лунный город фарфоровым стал, / Белоснежным подобием глин, / Не китаец в лазурь расписал / Сероватый его каолин."/ И - "лиловая туча", "розовая кровь", "серая вата", "рыжие костры", "лунная зелень", "золото крепкого чая", "пепельные кондоры" /беру, практически, подряд!/. Гипертрофия образа: "вислозадые медные пушки", "золотые метлы пулеметов", "неба неостывшее литье", "спирохеты холодных лестниц", "тарелки площадей", "чугунные ребра моста", "денатурированная весна", "золотые лохмотья огня", "гранитная нога", "мертвая чугунная ворона", "красные проруби ран" - подобный поэтический максимализм никак не свойственен ни Пастернаку, ни Блоку. Поговаривают, что Мандельштам -Роальд, разумеется, - был наркоманом. Алкоголику Блоку такие образы и не снились. Но это уже тема особой статьи. Богатство же образов Мандельштама объясняется еще и тем, что он избег поточности, "гладкописи" Блока - им написано всего около 400 текстов, большинство из которых являются вариантами. Отсюда -концентрированность поэтического слова /образа/.

 

        1950-е годы в России - это никак не 1905-е. У Роальда Мандельштама при жизни не было опубликовано ни одной строчки. Цель настоящего "анализа" - предупредить блоковедов. Второго пришествия не было. Был поэт.
 
 

МАНДЕЛЬШТАМ  ТРЕТИЙ

 

        Отныне имя Мандельштам будет титулом. Мандельштам Осип Первый, Мандельштам Юрий Второй /поэт, умерший в Париже, в эмиграции, 33 лет отроду/, Мандельштам Роальд Третий.

        Что знаю об оном?

 

        От сводной сестры, девицы Елены Мандельштам-Томиной:

        Мандельшам Роальд Чарльзович родился в Ленинграде в 1932 году. Его отец, Горович Чарльз Яковлевич, инженер по профессии, был родом из богатой еврейской семьи. Бабка, не доверяя отечественной, российской, медицине, ездила рожать в Нью-Йорк, откуда и вывезла имя. Внука же назвали в честь Амундсена, по моде 30-х годов.

        Мать - Мандельштам /по второму мужу — Томина/ Елена Иосифовна родилась 4 июня 1907 г. в Казани. Инженер-химик. Пережила блокаду. Умерла 16 января 1974 г.

        Роальд Мандельштам во время блокады Ленинграда был с бабушкой Мандельштам Верой Ионовной в эвакуации, вернулся в Ленинград в 1947 г., где и окончил среднюю школу. Потом учился в Политехническом институте, однако закончить курс не смог, поскольку болел, начиная с детства /с 4-х лет бронхиальная астма, с 16-ти - костный и легочный туберкулез/. Учился еще на Восточном отделении университета, изучал китайский язык. Также не закончил.

        Пенсии по болезни не получал, поскольку никогда не работал. Жил, Бог знает, как. Немного присылал отец, кое-что давала мать. Но мать сама в те годы, после трех инфарктов миокарда, была на пенсии в 27 рублей. Сестра работала лаборанткой, тоже около этого. Так и жили.

        Последние годы обитал на ул. Садовой, д.107, кв.19.

        Умер в феврале 1961 г. в больнице от кровоизлияния в кишечник, вызванного язвой. Похоронен на Красненьком кладбище.

 

        Вот - "кропотливо собранные данные о поэте".

 

        Остальное - в стихах.

        ... Поэт, лунатик, певец Петербурга /особенно Новой Голландии в нем/, друг живописцев Арефьева, Васми и Шварца - он жил, он дышал и творил в те самые годы, когда ничего еще не было, а была - пустота, глухота, одиночество - тусклый рассвет. Слава его не коснулась, поэты не знали его /и не знают сейчас/ - ни одной своей строчки /печатной/ он не увидел при жизни, В этом - судьба большинства современных поэтов, в этом она страшнее судьбы сгинувшего в лагерях Осипа Мандельштама, поэта, которого и тогда знали уже - все.

        Кто расскажет о судьбах этих поэтов, из которых лишь три - появились в печати, ценой компромисса.

        Поэт Мандельштам компромиссов не знал.

 

        Еще в 60-м я запомнил его текст "Лунные лимоны" из подборки, принесенной на биофак сестрой его. А потом, 10 лет спустя, наткнулся на пачку рукописей у Михаила Шемякина. Миша был другом упомянутой тройки художников. И самого Мандельштама. Он и попросил меня разобраться с рукописями поэта, которого я уже и тогда любил. Я нашел сестру, мать, все остальные тексты, выверил и выбрал - да, по домам Петербурга, где сохранились отдельные - по стишку - странички, собрано, вероятно, уже всё: около 400 стихотворений /в большинстве - варианты/ и наброски двух-трех поэм. Выверяли и перепечатывали мать и сестра. Редактура - моя.

        Вот и всё.

 

 

Розами громадными увяло..." – "Ковшом Медведицы отчерпнут..." – Новая Голландия – "Облаков золотая орда..." – Конь вороной – "Мостика профиль горбатый..." – Вечерница – Продавец лимонов – Ночь листопада /"До утра не заперты ограды..."/ – "Когда-то в утренней земле..." – Диалог – Алый трамвай – "Небо – живот-барабан..." – Ночь листопада /"Было падло..."/ – "– Падают звезды!..." – "Тучи..." – "Осень..." – Гостиный двор – Тряпичник – "Ветер навстречу..."

 

(20 текстов, в «Антологии у Голубой лагуны», том 1, 1980; 2006)

 

 

РОАЛЬД МАНДЕЛЬШТАМ, 2003

 

 

на первую страницу 

к антологии

<noscript><!--