Константин Кузьминский:
Умеренности я в себе не наблюдаю, ни в чем...

Опубликовано в журнале "Пчела", №12, 1998

28 марта 81 (Вверху листа типографским способом напечатано: The Institute of Modern Russian Culture at Blue Lagoon, Texas, Konstantin K. Kuzminsky, Head, Literary Practice Section – прим. "Пчелы")

<...> Зимой 76-77 я перевел дневник Юлии (Вознесенской – прим. "Пчелы") (через три года сделали фильм) и штук 7 поэтов <...>. Сделал выпуск техасского журнала (небольшой, поэтический). Сменил трех агентов, <...> тщетно пытаясь жить лекциями. Через год выяснил, на примере родного славика (кафедра славистики – прим. "Пчелы") – что приглашают только по знакомству, ПО БЛАТУ.

<...> Перешел на антологию. <...>

<...> Жаловаться грех. Проектов тут осуществил – десятки. И еще на очереди – сотни. Но: когда, где и какой придется к месту – дело случая. 6 лет искал ходы на фотографов. Свыше 1 000 фот лежит – куда их? На днях, посетив мою выставку в Сан-Антонио, заехал директор миссисипского музея: хочет. А в разговоре выясняется, что фотограф! Вывалил ему с сотню работ – загорелся. Через годик, глядишь, выставим Петербург в фото. Случай. И так – со всем. <...> Мне язык – не барьер, еще там я писал "говорение на 7 языках", а тут – совсем заговорился, пишу на 30-ти. Сегодня вот отчитал со своей рок-группой, в перерыве – нормально. Меня тут почитают за мэтра, пишут уже о влиянии Кузьминского на техасскую поэзию, цирк. <...>

<...> Из 5 томов готовы 2 с половиной, а материалы продолжают поступать, со всего света, кроме России. В Россию я уже по этой причине и писать уже перестал. Надоело читать письма о погоде и о состоянии здоровья деток.

Когда поэты становятся импотентами – они производят детей. И я, кстати, произвел свою – в период временной импотенции: за 64-65 – у меня, практически, ничего не было написано! Зато сейчас, невзирая на "языковую изоляцию" – пишу (помимо работы, писем и антологии) – по нескольку стихов и поэмок в месяц. И ничего, получше того, что было там.

Когда я получаю письма о попытках что-то сделать там – мне становится смешно, и даже уже не грустно. Просмотрел сборничек Ширашлюши – чист: от продажи и... от поэзии. Ярко выраженный случай с верблюдом: Ширали и без яиц, а так все на месте. Стоило?

Я уже с 67 понял, что хана – есть хана. А Вы, судя по письму, все еще тщитесь. И Олег тоже. А я – предпочитаю делать, что хочу – пусть на занзибарских диалектах! <...>

18 сент 81

<...> У меня только одно оружие – антология. К американскому официозу и истэблишменту я так же не пришелся, как и там. Со славиками я порвал давно, теперь и с институтом (Институт современной русской культуры у Голубой Лагуны – прим. "Пчелы"), и плюнув на все переезжаю в Нью-Йорк. <...> Сейчас вот получил приглашение на коктейль по поводу приезда Андрей Донатыча – во гробе я видел этот прием, откажусь. Илья же (Левин – прим. "Пчелы") и Яша Виньковецкий, друг его – будут там вертеть попами и представлять Россию. Я же – представляю только себя. <...> На том же и Дед (Д. Я. Дар – прим. "Пчелы") помер: от обилия левиных и отсутствия людей. <...> Я не помру, я моложе и агрессивнее, но драться приходится в одиночку. <...>

<...> Антологии вышел пока 1 том <...>, а 2-й – издатель пока молчит. Да Дима Бобышев возник, "подает (опять!) в суд", <...>. Словом, том, может, и не выйдет или с запозданием в пару лет. <...>

<...> Половинка души осталась там, но чтоб не погибла вторая – приходится работать здесь. И работаю, Гена, – по 20 часов иной раз в день, потом пью – по неделе, дней по 10... Пью не как там, а один, в одиночку. <...>

<...> Кривулинская жена (Т. Горичева – прим. "Пчелы"), кстати, уже... с папой пообщалась, о чем был репортаж из Рима! "Добрались бабы до Папы" – так я озаглавил статью об этих феминистках-суфражистках. И выступает против абортов, кретинка недоделанная. И ее охотно печатают. Если, кстати, кого здесь начинают сходу печатать – 99% за то, что говно. Вкус здесь ТОТ ЖЕ. Но впрочем, практически, никого и не печатают. <...>

25 сент 81

<...> Я, как Атос: когда денег нет – ложусь у койку (хотя и так не встаю) и ожидаю. Два друга тут по полторы сотни подкинули, три еще обещают, да вчера вот продал шемякинских открыток (Миша на мели, поэтому прислал мне ВОСЕМЬ ящиков своих каталогов, открыток и афиш!) на 400 долларов – так что, глядишь на переезд и наберется. Правда, мне еще надо в ноябре в Лас Вегас смотаться, на какую-то выставку, половину гонорара я уже проел, а вторую – боюсь, что прое... и проиграю в рулетку: это ж американское Монте-Карло. Но больше всего боюсь, что игрокам там – выпивку за бесплатно подают! Я конечно, их разорю – но и они меня тоже! На что и рассчитано. Умеренности я в себе не наблюдаю, ни в чем. <...>

21 октября 81, Техас

<...> Вот сейчас старый п... Иваск, которому издатель, по осторожности (но абсолютному идиотизму), отдал на рецензию 2-й том – помимо того, что похерил ВСЕХ поэтов (кроме Оси и Димы), рекомендует мне в со-авторы и со-редакторы....Илюшу Левина, каковой уже БЫЛ выкинут из редколлегии за полное нежелание что-либо делать (набор, предисловия и т.п.), а желал только "значиться"

<...>. По счастью, над первым томом иваски не властны, а на остальные – найдем другого издателя! <...> Помимо: Диму натравил на меня тот же Иваск, "нарушив редакционную тайну" и разболтав о моих поносах на Ахматову (а я скидывал лишь жупел ее, как футуристы с Пушкиным, но никак не поэта и тем паче – человека). <...>

20 марта 82, Нью-Йорк, подвал

<...> Живу в стихах, посереди стихов: в спальне-кабинете уже ступить некуда, на 14 кв. метрах висят 38 картин и – папки, папки, коробки, книги. В гостиной-кухне пусто, висят "официальные" работки Шемякина и неофициальные моих друзей. В библиотеке, где сегодня ночевал библиограф-киевлянин (работаем с ним над "Забытым авангардом") – еще с 20 работ, включая мои. Уютно, тихо, сытно – чего еще желать? Мышь (Эмма Карловна, жена К.Кузьминского с 1970 г – прим. "Пчелы") трудится как пчелка, быв взята временно АРХИТЕКТОРОМ, приносит в клюве по тыще чистыми в месяц, значит, на ближайшие недели можно о деньгах не думать... На работе ею не нахвалятся, но работы нет... Риган срезал все стройки, режет жутко гособеспечение (велфэр) для БЕЛЫХ (негров трогать боится!), но живу я как-то и без этого. И Шемякин, и Нуссберг меня на прошедший год покинули, но ничего, выбивался сам – и жив, сыт, весел. Довлатычу, как журналисту, куда хуже. Не знаю за его долги – у меня долгов ни копейки, не могу себе позволить – но накрылась его газетка, быв куплена венгром, хозяином книжного магазина "Руссика", и превращена в еврейский орган. <...> Зачем ему газета (Довлатычу) – мне не понятно. Я спокойно обхожусь без. Пипифакс здесь продается в достаточных количествах, а читать в сортире можно чего и поинтересней. <...>

Мыши сегодня выдрали зуб мудрости, львовчанин без лицензии, а потому всего за 10, пойду к нему ставить пломбы. Жить здесь можно, Гена, КАК ХОЧЕШЬ. Хочешь – зарабатывай деньги, не хочешь – не зарабатывай. Твое дело. Тратить время на добывание денег – считаю нерациональным, моя работа не так уж и много их требует: бумага, ленты, ремонт машинки – все это укладывается в пару-другую сотен в год. Ну, там почта еще. И все. А есть идеи, требующие денег. Пока приходится отложить. <...>

9 июля 1982 г., Нью-Йорк

<...> Днями только очухался от Русского Бала в честь Бурлюка и руки еще еле пишут. <...>

28-го отчитал я кое-как Бурлюка <...>, обходился руками и голосом, при почти 100% не секущей по-русски публике. По ходу – переводил сам себя синхронно – видя перед собой полсотни харь профессоров и миллионеров. Обратно, надравшись, ехал за свой счет, как Бурлюк после лекций, и даже шел пешком, в моей обширной голубой египетской хлопчатой хламиде, коричневом халате, с бородой и клюкой. На следующий день решил не ехать, потому что после моего чтения, 3-м номером Поль Шмидт с мальчиком представили откровенно – гм – педерастическую пантомиму. Я вылез на сцену и заорал, что Бурлюк НЕ был им. Вывели. Не их, меня. <...> Ну, будь это вечер Кузмина-Сомова-Ивановых-Адамовичей – нешто, Гена, я бы возник? Ведь Вы помните – как я возник на ВАШЕМ вечере у Дара? А тут я тоже возник. В защиту. Но на сей раз – Бурлюка. Джон меня и вывел. Отвез на станцию, и оттуда я электричками и пешком добирался, рыдая.

<...> Но накатила шобла приглашенной хипни: концептуалисты из Москвы, фотографы, просто художники – силком облачили голого в халат и повезли. Добавим: пьяного, как и Мышь. Ехали караваном: Лонг-Айленд миллионерский далеко <...>, впереди я с Мышью и Нежкой (борзая – прим. "Пчелы") в машине Бори Штернберга и его жены, москвичей-художников, сзади – херр Нуссберг с беременной новой женой и недоделанной к юбилею его-моей книгой Бурлюка, а также режиссером Мишей Богиным...<...> Сзади волоклись еще концептуалисты: Бахчанян-Герловины-Ур-Тупицыны и чорт знает, кто. На лесной дорожке остановили шестерки с фонариками: парковка – тут, дальше – пешком, все забито на милю. Тут же, на дороге <...> расписали меня футуристом жизни Владимиром Гольцшмитом: на пупе фламастером написали "Я", а на ж..., на обеих половинках "ГОЛЬЦ ШМИДТ", при этом Римка Штернберг зачем-то подрисовала цветочки. Так я, в гватемальских плетеных варачес, при бороде и клюке, но в полумаске, прошествовал в зал. Народу в "футуристических" костюмах – штук сто, на меня накинулась (лобызаться) хозяйка, она же мадам Фрейдус, миллионерша, за ней я попал в объятья дочки Маринетти, Лючии, потом, после некоторого шока (от костюма) ко мне ринулись все. Остальных – одетых в псевдо-"конструктивистские" костюмы, марсианами и вампирами – никто не замечал. Джончик (директор) был счастлив, с Полем мы помирились (я ему сказал, что у нас за это люди СИДЯТ, приведя в пример Вас, а они тут – выябываются). <...> Потом пошли танцы-шманцы, я влез в хоровод (натурально – в центр), после чего занял прочную стойку у буфета. Объяснял итальянцу-бармену, как смешивать коктейли, дегустируя результат и временами подпуская очередную даму к ручке. Обнимался с Лючией и с кучей других друзей. Потом, гляжу: в центре, на полу гигантского холла, увешанного оригиналами Бурлюка и американской мазней ташистской – куча-мала. Бьют кого-то. Ничего, – объясняю бармену, – это у нас, у русских, так принято. Потом пошла беготня по холлам, комнатам и переходам, кого-то ловили, а я пошел искать Мышь. Нашел в вестибюле. Мирно спала на полу с собачкой и никого не ловила. Я тоже не стал. <...>. Потом начали выкидывать русских – и тех, кто дрался, и тех, кто разнимал – подоспевшие и оправившиеся от изумления шестерки. Американка Хаттонша (владелица галереи) продолжала, вопя, разыскивать Тупицына, крича, что отлучит его от всех галерей. Джон прятал Тупицына. Словом, хэппенинг-симпозиум в честь 100-летия Бурлюка вышел на славу, с выбитыми окнами (выгнанные начали швырять в них кто чем) и побитыми мордами. Не в пример вашему занюханному чествованию Белого со старыми подтирками и пердунами (копию разрешаю послать профессору Максимову) <...> ...

<...> Они тут, в Америке предпочитают АМЕРИКАНСКИЙ стиль (как там, в России, предпочитают – стиль рюс). <...> Я же – веду себя так, как вел в России, и стены у меня увешаны сотнями картинок, которые некому отдать, и Мышь тут, треволнений от, в такую экзему вдарилась, что на службу нельзя... Тут на службу – ТОЛЬКО при полном причепуре (отчего я и девочек во всех этих оффисах и прочих местах на нюх не различаю). Кстати, именно "на нюх". Американцы, с изобретением миллионов моющих средств – перестали пахнуть СОВСЕМ. Что и считается признаком хорошего тона. У меня же тон нехороший, равно, впрочем, и запах. <...> А вообще, говоря по-честному, устал я, Гена. Среди русских тут – разброд и шатание, люди выбрались и – никому не нужны. ТЫСЯЧИ Левиных занимают посты при кафедрах, голосят по радио <...> словом, человеки "приятные во всех отношениях" и тут превалируют. <...>

21 июля 82

<...> Этих Мэрь у меня перебывало дюжины <...>, а переводчицы с них со всех – как с меня гомик. Прислала мне с полдюжины переводов, в коих я усмотрел с дюжину клюкв – "соловей" переведен как "сокол" и т. п., при этом девушка скромно заявляет, что она "поэт в своем праве" (англо-идеома), а потому, полагаю, переводит не в рифму. Утешил ее тем, что в ревю – хают ВСЕ переводы Бродского, вычетом... сделанных им самим. Давно уже перевожу себя сам, ибо такого аса как Поль Шмидт – в упряжку не запряжешь. Единственный ПЕРЕВОДЧИК, которого удалось за 7 лет встретить. Переводят – или профессора (от не х... делать), или – аспиранты (чтоб нагнать публикаций к защите), при этом – ни те, ни другие, естественно, не зная русского языка. <...> Профессорам и аспирантам курс современной русской поэтики – я, естественно, читал – по-англицки, переходя временами с языка на язык. Фарцовщики у нас говорят по-английски лучше, чем здесь профессора, не говоря за аспирантов. Поэтому проблема перевода, Гена, неразрешима. Они будут цитировать Набокова, писать письма – а перевод... <...> Я ученик и поклонник Т.Г.Гнедич. Переводят тут при том всегда "не поэты" или "поетс ин хиз/хер оун райт", что еще хуже. <...> Девушку я попытался, если не подбодрить, то хоть не уничтожать с корнем. Но ляпы такие ужасные, такое НЕПОНИМАНИЕ русского, что мне стало тошно. Увы. Если б я не любил Ваши стихи, Гена, мне было б попросту – насрать. <...> Повторяю, уровень перевода здесь стоит на неолитическом уровне, а уж знание русского... На славике ходят в Ти-шертах: ПИТЬ ДО ДНЯ – НЕ ВИДАТЬ ДОБРА. Это значит: не надо пить первого коктейля до ланча. Очччень по-американски. Левак Хиршман переводит: "Чайка – это расплавленные боги" (плавки ему не знакомы) (по-видимому, имеется в виду перевод изопа Вознесенского: "Чайка – плавки бога" – прим. "Пчелы"). <...> Проконсультироваться – упаси Боже! <...>

03.12.82, НЙ, подвал

<...> Днями съездили с Гумами в Вермонт, где помимо пророка брадатого, тихо живет прозаик-лесник Саша Соколов. Уже признанный "вторым Набоковым", но зарабатывающий на харч – прокладкой лыжни для туристов, жена – в официантках. Так тут живут русские писатели. Американские – тоже. Ален Гинзберг признался в интервью (вместе резвились на телестудии), что зарабатывает литературой – 4 000 в год (моя жена– уборщица зарабатывала 6 000), а профессор Джо Круппа, преподающий "поэтику Алена Гинзберга" стюдентам – имеет 40 000.

<...> Прогулялся с борзыми, купил им двойной поводок, погода сказка, публика от меня шарахается: в ковбойской шляпе, черном японском халате с широким белым поясом и красным гиероглифом "ХУЙ" на спине, при дубинке и двух борзых – зрелище.

<...> Издаля, Гена, на них (американцев – прим. "Пчелы") смотреть приятно, вблизи... Инфантилизм до дебилизма – пишут мне ребятки (ПОЭТЫ и ЖУРНАЛИСТЫ, 20-27 лет!) – читаешь: 13 лет... И хорошие они, хорошие, но какие-то ТЕПЛЫЕ : "Горячих вас приму, и холодных приму, ТЕПЛЫХ же – изблюю!" Ни рыба, ни мясо.

Вам ли объяснять, Гена, мою контактабельность с людьми? Так вот, и тут я – НАШЕЛ, десятки и дюжины, но... Уж если я не мог их прогреть – то только, вероятно, на сковородке... Сочетание инфантилизма с невероятной практичностью (с детства) – странно и непривычно... Поверьте, Гена, я с туземцами умею ладить: эсты, хохлы щирые, якуты и удэге были в друзьях – этих: не понимаю... Особенно показательно на примере баб: вроде, и п... на том же месте – а никак! Докопнешься до американской матки, а она тебе – как в рупор: идеи суфражизма, либерализма и комплекса неполноценности. ЧУЖИХ болей – они не приемлют, только свои.

Вот такие вот наблюдения... Почему – в Ню-Иорике – и не задействовал НИ ОДНОЙ американской связи-возможности, а есть. Мои техасцы (сообщают)... собирают деньги на мой приезд: соскуцылись, америкотня! Цирк. Похоже, что я там был единственным живым человеком, в этом мире теней...

Я бы хотел на Мадагаскар... А приходится – жрать ветчину в Нью-Йорке. <...>

24 марта 1983, Подвал

<...> Поел тефтелей со свежим укропом и свежей булкой (здесь все свежее, кроме идей и людей) и налил себе чаю матэ, парагвайского. Поскольку получка завтра, а Мышь уже вчера до завтрака двадцатник заняла <...>. Уж издателю слезно написал, чтоб мой процент за проданные 1-го тома (450 из 600 – это было на сентябрь) выслал, какие-то 500-700 баксов, да ждем вот тут таксов (т.е. возвращения – или наоборот – налогов), я все подряд на расходы списывал, даже банкеты – это можно (если деловые), но – ждем, ждем. Ждем выхода трех томов – обещаны к Рождеству, потом "к Пасхе". Пасха на носу... Ждем – то ли гранок постраничных, то ли готовой антологии прозы ("Лепрозорий-23"). Ждем выхода моей "Вазамбы Мтуты", которую я сдал камера-рэди (т.е. прямо в машину пускай). Ждем...

<...> 9 утра уж, собачки угомонились, но жрать натертые яблоки, морковки и собачий корм не хотят, убрал в холодильник. Надо приниматься клеить макет книги Бурлюка, делать обложку, а делов за эти пару недель накопилось – ... Да писем... Вот и лежу в подвале, словно в камере – год и 3 месяца уже, а выходил, либо выезжал-с – раз 15, не боле. Ну – пройдешься по хорошей погоде вечерком с собачками вокруг квартала, и все. Все 24 часа провожу в положении горизонтальном, за машинкой, напротив – телевизор, включенный 24 часа (какие фильмики, Гена! Старые особо! ), то телевизионщики приедут снимать (впрочем, редко: раз всего, не в Техасе!), то друзья. А я лежу в той же позицьи, и бежать никуда не хочется. Куда бежать, Гена? Город – не для пешеходов, город-монстр, если где и ходют – то в Манхэттене, а до него как от Гражданки до Невского... Я человек пешеходный, в транспорте мне делать нечего, а своего – нет. 7 лет вот джип мечтаю купить, плевать, что бензин жрет, тут армейские по 3 сотни распродают, ремонт, правда, нужен... <...> Плюс – на права нужно сдать, ездил же уже, но перед последним экзаменом – машина сломалась, и п.... Отволокли ее мексиканцы на кладбище. Подаренная Виньковецким. Год, однако, имел. И гонял по серпантинам Техаса – как в Крыму. А теперь – заново сдавать, скучно. Да и на чем? Свою не даст никто, нанимать – на что? Вот и лежу. 22-23 апреля трупоеды будут кушать Филонова в музее Гугенхуй. Приглашен. Ну их на х....<...>Я уже год назад, с Бурлюка, с этой лавочкой дел не имею. И не желаю, надоело. Наберут скучающих миллионерш на какое звонкое и трупное имя авангарда, галерейки денюжку дадут (РЕКЛАМА ж!), устроят русский бал и танцы вокруг самовара – и забудут на год о существовании России, филоновых всяких. <...> Послал я всю эту потемкинскую деревню а ля рюс подальше и залег у себя в подвале. <...>

Не знаю, Гена. Вижу – что люди и тут одинаковы с темишными, это явление мировое. Вечный бой или вечный компромисс. Потому – покой мне только снится, когда упьюсь рому ямайского – того самого. <...> А так... Ведь есть среди них и приличные люди, и немало СИСТЕМА заедает. На службу надо при галстуке. А что, если я – галстук к х... привяжу? Я и привязываю...

<...> А все равно – живем мы ВЕСЕЛО. Народ вокруг меня тут (как там) колесом, живот у меня тоже, правда, того – колесом, грудь зато впуклая. Вчера вот рецензию на Горбаневскую написал для "Лит. Курьера" <...>, наконец-то выпустила она сборник РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ, с тех начиная, которые мы еще там, еще тогда – в 62-м, любили – через 3 страницы спотыкаюсь о любимые строчки!

<...> А Мышь – первая у меня читательница и единственная слушательница (моих стихов). И вчера не успел прочесть: замоталась, пришедши: собачки, готовка, а с утра – когда ж? <...>

27 июля 83, Нью-Йорк, подвал

<...> Я тут имел глупость подать на гугенхаймовскую стипендию – и Гуго, и Хайм показали мне согласно х.... На 300 выданных (из 3 000 аппликантов) – 250 полным профессорам и 50 независимым поэтам-фотографам-балерунам-скульпторам-художникам-журналистам. Из 250 – 150 профессорам гуманитарным, на темы (русские) нижеследующие: "Жизнь Достоевского между 1865 и 1870 гг.", "Позднее творчество Лео Толстого", "Гимны, песни и ритуалы революции". В жюри – 6 полных профессоров под председательством 7-го. <...> На Гугенхайме – клин х... не сошелся, есть еще сотни фондов, но на это (чтоб узнать, подать и выбить) – надо жизнь положить. Поэтому я положил – х.... Продолжаю делать книги "своим иждевением", коего вполне хватает. <...>

<...> В Канзасе мне случалось быть году в 77-м, славиком там заведывал Джерри Майкельсон, ученик ректора филфака Маслова (и верный его прозелит), преподавал классику и казал студентам фильмики "Военно-морской парад на Неве", полученные от совпосольства, бесплатно. Не знаю, была ли там пионерская и комсомольская организации – но вполне возможно.<...> А вообще-то – эмиграция – это трагедия и неизбежность. Я, скажем, не страдаю: кучи книг в работе, от хулиганских (типа "Принца Чарли", непристойной поемки на женитьбу наследника британского престола – послал, получил спасибо на бланке Букингемского дворца, от секретаря, что принц и лэди очень одобрили поемку, цирк!) до просто самиздатских <...> и, наконец, академических: а куда они, падлы, денутся? <...> Пластинку Вашу я все равно выпущу – не сегодня, так завтра. Или, хотя бы, пластинку-антологию. Смогу. Без гугенхуев и пионеров. Я человек железный, мне не привыкать. Помимо нескольких тысяч страниц антологии в этом году – написано с полсотни статей, сделано с полдюжины малых книжиц, снялся в фильме "Русские уже-таки тут", об ебиграни, отчего идет вой в русскоязычной прессе, не переставая – уже полтора месяца. Цирк. Отставные полковники, бывшие дикторы комсомольского радио, компьютерщики и нефтяники – возмущены до глубины души моим и Халифа "непатриотичным" поведением! И – почему не их показали? Американцам же я пришелся по вкусу, на улицах подходят, как и после первого фильма о Юлии. Возлегаю, варю рубец, делаю квас, ращу брюхо, поставил во дворе бассейн, 2.5 метра в диаметре и полметра глубиной, возлегаю. Воюю с хозяином за постоянные протечки (2 ванны сверху текут на кухню и канализация не чищена 17 лет, потопы говна), а он не чинит: дом – эмигрантский, жаловаться некому. Можно, конечно: хозяина – штрафанут, дом – прикроют, а нам – ищи по новой пристанища? С собачками – не везде, трудно, а за 215 такую площадь Нью-Йорке не найдешь, разве в негритянских трущобах. И только поэтому – есть деньги на мои издания. Иначе б – все ушло в прорву квартиры... <...> Да ладно, это все низменные материи. Очень понравилось Ваше подражание римлянам. Остальные "лавровые" – несколько пространны, а я у Вас люблю чего покороче, полаконичней. <...>

На чем закругляюсь, пойду варить рубец, Мышь сегодня осетра не купила, а есть что-то надо. Осетр, кстати, здесь доступней камбалы, а пропос. Америкотня его не знает и не покупает, жрут тресковые палочки в ту же цену. А вот меч-рыба (Хэминяуевская) – вдвое дороже осетра, вкусна, однако ж. <...>

16 дек 83, Подвал, НЙ

<...> Обычные сутки, расклад: 24 часа тому встал, хромая (третий месяц мучит радикулит, перешедший в ишиас и рюматизмы), испил, неимением кофию, чаю, начал принимать просителей и посетителей: художника из Белиц, Молдавия, с фотографиями работ в духе Шагала и Тышлера и сказочными фотами самого городка, и фоты и работы – идут в "провинциальный" том, разросшийся в 1 200 стр., т.е., в 2 полутома по 600... За ним по пятам въехал московский книжник-библиоман, за автографами к томам и малым моим книжицам, принес в подарок и на обмен с пару дюжин старых изданий, среди них убойные. <...> Пока разбирались с фотами и книгами, пришел киевлянин, библиограф, с пачкой работы сделанной для антологии. Работал сразу на три фронта, в 11 остался один с Мышью и сварил пельменей, поесть. Звонил в Остин соавтору своему, Джону, чтоб нажал на издателя с нашей книжкой о художниках (первая моя солидная публикация по англицки должна быть), фотографу в Хьюстон, чтоб поторопился с пересъемкой, потом до 5-ти утра читал советские детективы (братьев Вайнеров) и думал. К прочим городам и весям, покрытым – прибавилась у меня Молдавия... Надо нажимать на Одессу: нарисовалась группа из трех поэтов, которые хотят, но малость кобенятся, да мемуары выбить из главного их художника. Так что в ЭТОМ году – провинцию мне не кончить. <...> По выходе еще трех томов антологии – я стал получать втрое больше писем от ПОЭТОВ – с такими комплиментами, что просто совестно. <...> От профессоров тоже имею (в славистских журналах) емкие и круто похвальные рецензии – штук 5 за 3 года... <...> Развлекаюсь в рускоязычной прессе, коя убога, как "Лужская правда" или "Путь к коммунизму", но еще местечковей. Устроили мне тут авторский вечер – пришло 20 человек, в основном моих друзей, коим сам позвонил. Но меня это мало волнует: делаю вот с американцами еще одну книгу, о моих шляньях по сибириям, хочу привключить туда и стихи. По англицки, разумеется. <...> Ваш раздел в томе 4Б, со статьей Деда и тремя фото <...> смотрится – блестяще. Вообще, весь том красив (белая обложка с черным шрифтом и дизайном), единственно, печатник с издателем спутали и стерли нумерацию, все – в порядке, а вот Генделев и Нестеровский – перемешались, как по заказу! Я хохотал, и издатель тоже. Но ни Вы, ни Олег, ни оба Вити, никто, говорю, кроме двух – не пострадал. Може, когда и увидите, но 100 долларов за 3 тома (цена, кстати, скромная и нормальная тут) – для профессоров-аспирантов не по силам (отчего выпрашивают рецензийные копии, даром чтоб) – ну, я и даю: мне – по силам и карману, я ж не профессор! <...>

1 февр 84, НЙ, подвал

<...> С горя начал издавать формальные книжицы "в десятку": 10 экз., 10 листов вдвое и – 10 долларов за штуку. 2 коллекционера покупают на корню, что полностью окупает тираж (себестоимость – 2 доллара штука), выпустил уже 4 и готовлю еще с дюжину. Себя там издаю, да кого из формалистов. Редактирую попутно кучу рукописей (за так), издаю – но когда? <...> Сейчас вот еще кассеты на мою голову обвалились. Тиражировать их, 20, примерно, кассет – 700 мастертэйп и доллар (себестоимость) копия – 100 копий – 2 тысячи, а где их взять? Продать же можно по пятерке (славики купят, А КУДА ОНИ ДЕНУТСЯ?), так что доход – 300%. И надо искать вкладчика, потому что у меня – полный ноль по всем параметрам... Антология продается роскошно (для академической книжки), но я еще не получил ни копья, а приходится – вкладывать из бюджета в следующие тома... <...> И так уходят лучшие годы жизни, без негритянок и готтентоток, у которых малые половые губы достигают длины 25 см – читайте Брокгауза и Ефрона, а изображение нашел в аглицкой книжке прошлого века о медицинских куриозах, пускаю на обложку одного из изданий "десятки": к моему поэтическому концепту "Копье Чаки", или на заднюю обложку беспредметницы Нины Хабиас – на передней, напоминаю – х..., издание 1922 года, о чем в мемуарах, ищу вот еще "Серафические подвески" Ивана Грузинова, переиздать и составляю антологию Русского Ероса (в серии "Школьная библиотека"), от Державина и Языкова до наших времен. Но художники подводят, им некогда. Некогда здесь ВСЕМ: все борются за выживание. <...> Миша ( Барышников– прим. "Пчелы"*) никогда ТАК не работал в Питере, каторжно. Отчего и не вижу его, практически. Балеруны – все, поголовно, в жопе: там – можно было танцевать до пенсии, здесь – помимо ног – нужна и деловая смекалка, и от поэтов тоже... Потому я и привожу все эти необычные для меня расчеты, потому что – сталкиваться приходится. А там – никогда. <...>

* вовсе даже речь – о Шемякине; «Пчела» обозналась, за малопопулярностью художника, с Барышниковым шапошно познакомился 20 лет спустя, в «Самоваре», на фестивале Марии Бродской в 2003-м. На моё чтение ни в Линкольн-центре, ни в кафе «Боуэри» он не пришёл.  – ККК-2006

7 мая [1984] НЙ

<...> Жизнь продолжается – вопреки и паки. Я ее такую не выбирал, как и пианство свое – так уж вышло. 16 аврелия, на дне рождения, 44, был такой тарарам – человек 80 вперлось в подвал, пили и во дворе, задарили картинками и т.д., а 19-го повесился Яша Виньковецкий, позвонили из Хьюстона. <...> Ну и по сю не могу выйти из транса, лежу тихо на пиве, работать не хочется....

<...> Фостерша и прочие – меня с приезда к Голосу не подпускают, я и тут в хулиганах оказался. При том, что популярности, как и там, не занимать. Но это же – совершенно СОВЕТСКИЕ организации – что голоса, что славики, там СЛУЖАТ, но не животу отечества, а своему. Те же вонючие лавочки, для Левиных. Этот там прижился. Поверьте, Гена, разницы – никакой, эстетика та же, разве политика плюс на минус сменилась, но журналы, скажем – оформляются ТЕМ ЖЕ художником (я тут все хочу коллажик заделать – Грани и Новый мир, Новый журнал и Звезду – не отличите!). И политика та же – Глезер снял мои стихи из своего Стрельца – за мои поливы на Максимова (как сняли мою лирику в 67-м из эстонского журнала – за высказывания – устные – о лесных братьях). Что ж, напишу главку в роман "О партийности глезера", делов! Платить он, один хер, не платит. <...>

<...> Не пишется, вычетом пакостных поемок Щаповой, ее и Медведеву, двух лимоновских пассий, я годами охмуряю эпистолярно, а е... никак: расстояние, время... Да наборщица тянет с ее романом, да издатели – оба – тянут, да долгов поднакопилось малость – а на пиво уходит десятка в день из 1 000 в месяц все 300 – а еще и квартира, и телефон, и жизнь, и работа. <...>. Дело оно, конечно, "великое" – но делается на куда как малые средства. Академическое издание – в одиночку, с Мышью... Мышь устает дико, сердце, валерьянку хлещет, а после 8 часов чертежницей – ей еще дома мои книжечки-антологии дизайнировать, да посуда (готовлю всегда почти я), да собачки, да стирка, да почта, да... И за меня боится – как бы опять кондратий не тряхнул, как по осени было... Отдохнуть мне надо, Гена. Просто тихо уехать в деревню, либо в санаторную клиничку – но первое некуда, а второе – и не на что. Живу уже который год не пределе, на том же напряге 74-75-х. Малость только за 5 лет поотдохнул в Техасе, да и то – антология, фильм, и не один, выставки, чтения... Жить нужно, как Бродский: квартира с садиком в Гринвич-Вилледж, дом под Амхерстом, или гостиницы в Риме-Венеции. Но за это ему нужно ездить в службу, 2 раза в неделю, по 3-4 часа в одну сторону, вот и гоняет в своем шевроле. За гонорарами он не гонится, да на них и сыт не будешь. А я насолил дикой черемши, ее полно тут по весне, и вообще хочу жить в деревне, скучаю по босоножью под дождем, по речке после дождя, где-нибудь в Тверской губернии, где Леша. <...>

16 июля 84, галерея

<...> Случился переезд с последующим отмоканием на пиве, с переустройством нового жилья, распаковкой. <...> Из-за чего пропустил 3 воскресенья назад многотысячный парад гомосексуалистов, одна подруга несла лозунг "Нас – 25 миллионов!" <...> а киевлянин Кит нес 7-миметровый "Свободу педерастам города Саратова! И Уфы.", который сейчас висит у меня под потолком. На этот я не поспел, но на следующий – меня вывезут в колясочке, с костылями и букетиком а ля Швейк, в саронге и с голым пузом, на грудях же будут нататуированы целующиеся профили Ленина и Сталина. Толкать колясочку будет Кит, росту 2.05 и при усах. Плакат будет: "Запороги гей, гей! Ай эм гей, гей, гей!" Или вроде. Кит живет в Вилладже, и работает вышибалой. Попутно ставит пиески – "Любовь сиамских близнецов" и прочее. А я ныне живу на берегу рукава Гудзона, Ист Ривер – прямо напротив Манхэттена – одна остановка метро, а до Сохо – 2. Вчера праздновали новоселье: заливная осетрина, икра (красная, разумеется – черную едят только буржуа), окрошка с домодельным квасом, ну и водочка смирновская, а потом пошел и ром. <...> Дом о 4-х этажах, с дюжину квартир-паровозиков (рейл-роуд апартмент, кишкой), постройки 1871 г., как значится на фасаде, принадлежит Володьке Некрасову, художнику, а заселен на 2/3 пуэрториканцами на велфере (гособеспечении, по лени), которые не платят и еще тягают его по судам. Безработные, они имеют и бесплатного адвоката, и никак их не выселить, свобода, бля! Я занимаю первый этаж, магазин с витриной (и железными жалюзями раздвижными, и навесом), длиной 20, шириной 3 метра, с окном в тихий дворик. Задние 30 м – отделил под библиотеку, спанье и кухню (газа нет, но электричество входит в те же 250 на круг – за такой же, кстати, "лофт" Эрик Неизвестный напротив, на другом берегу реки, в Сохо – платит 2 с половиной ТЫСЯЧИ!), а передняя часть – галерея. Сбылась мечта идиота. Всех повешу! Разгрестись бы вот только... Район – черновастенький, квартала 3 и до реки – сплошная пуэрторикотня, но веселые, живые, сидят круглый день на ступеньках, пьют, базарят, а напротив нас – польско-литовско-украинский и итальянский рабочий район, маленькие ухоленные домики пролетарьята, но не озверевшего буржуа, как в Квинсе!, костёл, вчера в 3 ночи – сидели у польского клуба на улице, бдели у изображения Матки Боски, красиво. Ярмарка на той же улице, куда ходим по вечерам, я днем выиграл скатерть черную с изображением виски "Джек Даниэльс", кидая дротики в цель, угощаемся итальянскими жареньями, пончиками с сахаром, благодать. До реки ходу 10 минут, заброшенные причалы, ржавые баржи, парочки сидят, рыбаки и – вид на центральный Манхэттен, как на Петропавловку! Доктор биологии, таксер Толя Шиманский – орет в окно, зовет купаться в мой же бассейн – все здесь свои. Рядом живут и кошерные еврейцы, в талесах, шляпах и лапсердаках, каких с Витебска и Майями не видел! Словом, район веселый. Пацанье черное – лазает в окна, залезли и ко мне, и убежали, когда я их накрыл, размахивая моей же индийской кавалерийской саблей, чуть не порубили, отбивался палкой. Сабля, правда, стоила 20 долларов. Ну вот так, Гена, и живем.

<...> С голоду здесь не помрешь. Не Тверская губерния, чать. Иду к реке – мясные ряды, морозильники, фунт телячьих котлет – 5 долларов, дорого, а на улице, в баках – те же телячьи ребра, тонкий край для рулета – ДАРОМ, бери – не хочу, ну взял фунтов 20 – и собачкам погрызть и таких щей наварил! Что не продается до вечера – выбрасывается тут же, хочешь – ходи и подбирай. Я не брезгую, я – блокадник. Х... ли там филе миньон покупать по 8 долларов фунт, когда можно даром? <...>

<...> А о Деде писать надобно. Напишите, пришлете – включу. В мемуарный 2-й том. "Питерские типы". <...> Все мои тамошние – лишь обещают, а писать за них – приходится мне... <...> Так же тщусь сейчас вот с Рубцовым, собираю по крохочкам... <...> Антология – это крест, а не заработки. <...> Тяну как буксир, десятки и сотни имен, Глеба (Горбовского – прим."Пчелы") вот надо избранного готовить – кому, как не мне? А за 9 лет из России – дай Бог, 9 материалов пришло... Что мог – я СДЕЛАЛ. Набрал и напечатал 2 с половиной ТЫСЯЧИ страниц, и еще столько же – готово, но Мышь с дизайном не поспевает, слепнет – на работе ж глаза, да еще дома... А и мне уже очки нужны, за 2,5 года в подвале при круглосуточном электрическом... <...> 23 из 25 кассет я сдал /себя, как всегда, и Шира не успел/ – жду теперь, до чего агент-издатель-магнитофонщик договорятся, они же деньги вкладывают... А мое дело маленькое – лежать и набирать, набирать, набирать... Да еще на 7 писем в неделю во все концы отвечать... Однако, поспеваю и свой роман печатать (1-я часть из 6-ти – вышла в Париже в "МУЛЕТЕ", скандал!), да редактировать с дюжину авторов, да... Словом, ЖИВУ. А устаю – запиваю, хоть и категорически нельзя: белый кондратий уже хватанул по осени. <...>

1 ное 84

<...> Мне бы Ваши заботы – Вам бы нашу свободу...

<...> С 4-х утра обрывает телефон Италия и Франция: выпустил роман графини Щаповой (бывшей жены Едички) "Это я, Елена", включив в него дюжину модельных фот и столько же ню в студии Шемякина – графиня в истерике: ее, блядищин, голый зад показали! При том, в прозе – описывает лесбос, наркоту, детский онанизм, начинает с мата и заканчивает – описанием говна, а НЕВИННЫЕ голые фоты в студии художника <...> – вызвали истерику. Книга-альбом потрясная, 20 на 25 см, полутоновые фото <...>, сказочная обложка – нет, слезы и хай. Звонит сестра, грозится в суд, графиня рыдают, а мне – расхлебывай. <...>

7-го открываю выставку "ВЕЛИКИЙ БАРАК", живопись и графику своего лэндлорда, Некрасыча. Напечатал на ксероксе приглашений, разослал, теперь вот вручную каталог делать, а свою машину никак не получу. <...>

4 февраля 86

<...> За неимением в НЙ поэтов (дай-то Бог, их тут с полдюжины), два-три вечера за сезон сделал: 7 поэтов 7 ноября, авторский вечер Худякова в декабре и "Бахыт и Марина" (Кенжеев, москвич-канадец и Темкина, из гопы Лены Шварц, бродскинианка) 17 января. И ша. Больше некого, если Хвост из Парижу не наедет. Не Бродского же и Евтушенку приглашать? Евтух тут, правда, летом читал во дворе, под водку и сало, но все больше Колю Глазкова и Нику Турбину, да свое, полу-диссидентское по мелочам. Поэтому занимаюсь художниками – их тут с полста рыл и только процентов 10-15 выставляется-продается у Нахамкина. <...> А галерейка – как на Бульваре (имеется в виду квартира Кузьминских на Конногвардейском бульваре в Ленинграде, где устраивались выставки художников – прим. "Пчелы"), с гулькин нос <...>. Но ничего – в месяц, в среднем по выставке, второй год держусь. На Новый год открыл "Питерский абстракт" <...>. А 22-го грохну "Санкт-Петербург – Ленинград" – работы питерских барачников: Арефьева-Арешка покойного и его друзей и – трезиниевские планы, махаевские гравюры и кучу фот. Каталоги делаю вручную, на своей копировальной машине, тиражом не боле 25 экз. и ША. Таково мое издательство. Тиснул уже под 100 книжиц полусотни авторов и себя. Делов! Покупали 3 библиотеки и пара почитателей. В этом году снизил тиражи до 7 экз. <...>

9 февраля 1987

<...> С Димой Бобышевым мы помирились мизинчиками, как дети, на моем фестивале поэзии (не взирая на все мои на него поливы, кои он уже и прочел в библиотеке славика в Милуоки) – на фестиваль мой бывший Институт техасский высвистал-оплатил Хвостенко-Волохонского-Мнацаканову из Европы, Барский и Денисова (киевляне) приехали своекоштно, как и Дима, Лосев-Лившиц ("Вяземский" Бродского – по предисловию Оси в "Эхе") тож, Бахыт Кенжеев из Канады, да и у меня тут в подвале с полдюжины почитало, "местных", а Хвост пел на всех. Словом, с 27-го по 31-е прокрутил я с 20-25 поэтов, Осип присутствовал на моем с Анри, Бахытом и Лосевым, но молчал, представлявший издатель-прозаик Игорь Ефимов жевал ненамыленную мочалку, а мы с Анри хулиганили: я был в крылатке акакий-акакиевской (с плеч венгерского графа Палашти, второго мужа Луизы де Виль-Морен, внучки Тулуз-Лотрека, подруги Кокто и жены техасского миллионера Ли Ханта, писательницы – дочка ее подарила) и при шемякинском черном чилиндре и трости. Читал на 40 языках враз, Анри ехидствовал и иезуитствовал и "квассицистов" Лосева и Бахыта мы побили как детей, а Хвост добил песенками. Народу было человек 300 и даже заплатили по 75 долл. на рыло. Иосиф сидел молча в уголку и морщился. Поздоровкались. В тот же день я открыл у себя выставку московской ведьмы Таньки Габрилянц, а на другой день читали у меня другие по кругу – человек 10, народу было с сотню. И от всего этого (+ от любви к ведьме) ослаб. Слег в <...> запой, аж до больнички из которой сбежал в прошлую среду в халате и 2 часа чесал по морозу, пока Мышь на такси не подоспела. Пришел врач Саша Ланской <...> вытащил таблетками. А то я хотел Танькины картины пожечь, но после таблеток написал за сутки 2 поэмы <...> и успокоился.

<...> И Генделев, и Синявин, и Нестеровский – имеют на мой взгляд, полноправное место с охапкиными-кривулиными-бродскими в АНТОЛОГИИ, а в литературе – это дело избранное. <...> Литературу, эстетику должно мыслить узко, ИСТОРИЮ же таковых – широко. Сайгон и музей Достоевского, Марина Басманова-Бобышев-Бродский-процесс пиздюлии Юлии <...> – все это БУЛЬОН, а если кто предпочитает клецки или там гренки и фрикадельки – его свободный выбор. Я выбираю бульон. <...> Симпатии и антипатии, ссоры и свары, любовь и обратное, влияние и невлияние – всяко лыко у меня пишется в строку. <...> Дневники, письма, устные сплетни – ЖИВОЙ материал, а не процеженное через сито академиками – и – составителями – хрестоматий – для младшего – старшего – и – среднего – возраста – вот мое поле. И письма Ваши я также изрядно цитирую – о "клобе" достоевского, например, и о том как была одета Леночка Шварц. ПОРТРЕТ а не академический комментарий: что, к примеру, думает профессор Лосев о тропах у Еремина, <...> да НАСРАТЬ мне, что они думают – хай печатают в академических вестниках, меня ЕРЕМИН интересует: пьет ли и что, предпочитает ли баб и каких – отчего с таким кайфом читал Гончарова, "Фрегат Паллада" – о геморрое, грязях, жратве. <...> Вот так у меня получился Харькив: хулиганствующий анархист Лимонов о Мотриче и Чичибабине, трезвый реалист (до цинизма) Милославский и милочка Саша Верник, лирический и слюнявый – и все о том же и о тех. Расемон, да и только! И моего при этом там – ни слова, только организация материала – я же ж в Харькове не был! Художник Юра Кучуков мне говорит: "Да ты ж о Харькове знаешь больше меня!" – "Естественно, – говорю, – я знаю то, что знают лимонов – верник – милославский – щукин – рутенберг – бахчанян – кердимун – а ты – только то, что кучуков!" Я же ж, делая харьковский том – "прожил" в нем не менее трех лет. Ну и…

А уж за Питер – Вы же ж понимаете. <...>

1 марта 87

<...> На письмо Ваше от 25 дек. 86 было отвечено лишь ... 9 февруария – по причине глухого запою (47 дней), опосля которого ожил лишь 8-го. И записал. 15 черно-лирических поем "ПРО ЕТО" (от глагола "еть") в 1500 строк были написаны с 2 ч.30 м. ночи 8-го по 6 ч. 55 м. 21-го, на чем иссяк-с. 1 маурта устроил их и "Вавилонской башни" чтение. Приглашенная через переводчицу Евтуха Ахмадулина не смогла, было чел. 40 <...>. Библиотеку я затянул черными пластиковыми мешками (бумага дорога, не укупишь), черный же занавес. На заднике висели мой и ведьмин портреты маслом (ее) и над головой – резиновая вагина с зубами и красной мигалкой сзади. "Портрет ведьмы", ККК. Сам был облит с волос до ноговых ногтей сценической кровью, впереди торчал крашеный зеленой темперой резиновый же "дилдо" (отрезанный от задней части вагины), отчего половина дам повернулась в ужасе задом и так и слушали все отделение "Башни". Потом был занавес с проигрышем на маге моего с АБ Ивановым "Гратиса", а я смывался в ванной. Второе отделение "Прощание с Татьяной" – на сцене на столе и стуле сидело набитое чучело героини (в черном платье и чулках, с белой фарфоровой ручкой с зелеными ногтями и зеленой же рожей, сделанной на ксероксе) под п.....-мигалкой , я же был в костюме барона Субботы (Самеди) из вудуистского культа (черный цилиндр, фрак, полосатые брюки, белая манишка и лицо, гримированное черепом) у ног ЕЯ. Ей и читал. Во плоти героиня не осмелилась явиться – бабы побили бы! За то, что не любит. В последней поемке, "Кожаная воронка или заклинание диаволом беса любви и похоти" из динамика гремели латынские заклинания, дамы вздрагивали. На иврите читал я сам: "ИН ГАД/ БАМАБА/ ЙАХУАХ/ ПИЛИМ!" Что это значит, не знаю. Помимо забыл снять крест (подарок вдовы Рухина) и к диаволу обращался втуне. <...>

Все 9 томов антологии завтрева пошлю М-ру и М-рс Горбачевым, Кремль <...> Ваш ККК, он же Камехамеха Камикадзе Кузьминский.

4 июня 87

<...> 1-го вернулся после 16-тидневного отдыха на Карибах (мой первый и первый Мышиный за все 13 лет) <...> И отдохнул вроде: 16 суток бултыхались с масками и ластами в сказочном коралловом море, риф, пальмы на берегу, пили кокосы и я делал пои-пои (наскребанный раковиной молодой кокос), студия с кухней и посудой за 80 долл. в день, езда на яхте (по 50 с рыла за 6 часов), поездка с Сент-Томаса на Сент-Джон рядом – американские Вирджинские острова, рай, кои первыми открыл Колумб, а потом там родился и жил до 12-ти и с 25 до 28 – Камилл Писарро – ОТКУДА И КОЛЕРА и пуантилизм. Привез 3 мешка кораллов и раковин и 1 мозговик, коралл с хорошую тыкву величиной, еле допер, Шемякину. Отдохнул туловом, но голова – в заботах. Опять переезжать... Куда? Хоть – к Галецкому и Клеверову (последний уже обратно тут) – в освободившуюся половину 4-х комнатной квартиры на улице Герцена – не Геши ли Гуткиной, замордованной в лагерях?... Напротив ЛОСХа... Но шучу. Я еще не в возрасте Одоевцевой, а когда доживу, вот тогда – "на Васильевский остров / я приду умирать", говоря классиком. Покамест и так, хлопот полон рот: одессит Аркашка судит за использованный его автопортрет с висячим х..., не спросив разрешения. Иск он мне вчинил – в миллион двести тысяч <...>. И суд идет. Здесь за все, абы повод. Особенно эмигранты, с ходу включаются в игры. Издатель в панике, хотя в контракте и значится, что он – не несет НИКАКОЙ ответственности за содержание томов. А мне еще гнать 4 тома – 3 по Москве и последний, указа[тель]ный... В субботу жду технику: купил компьютер-график, чтоб самому дизайнировать шрифты, а не эти машиночные, да и макетировку самому делать (а не Мыши после работы страницы клеить!), словом, надо переходить на передовую технику. 4 000, плюс сканнер еще 1 000, коим смогу считывать тексты и переводить на экран, на каковом их резать-шить-кроить и пущать на лазерный принтер.

<...> Нацелился купить... МАСОНСКИЙ ХРАМ на соседней улице – 465 тысяч просят, у меня их нет, да и главное – район не галерейный. Между прочим, и "центром"-то я в Питере оказался стихийно, ГЕОГРАФИЧЕСКИ (как и Юлия) – не к Охапкину же в Сосновую переть, не в Сарское Село [к Бореньке Куприянову], не в полутораметровую башенку Кривулина, где родители курить не дают, а – ко мне на Бульвар. Так и тут: пока жил в Некрасовке – 7 минут до Манхэттена – одно, а тут – час, а то и полтора вонючим и нерегулярным собвеем..<...> Понимаете, Гена, привыкать – легко, отвыкать только трудно. И к бедствиям и к изобилию. Вспоминаю мясные ряды и польские и пуэрториканские магазины на Некрасовке – матерюсь и тоскую, а то, что выставки в пальто проводил – мороз был на улице, пьяненький Некрас изъяснял: "На то и зима, а не лето...", но – не топил – это я забыл. Забыл и очереди ТАМ, и прочее – а заново не привыкнуть! На Пряжке я 1 000 часов выжил и даже резвился, а лагерники-наркомы, добровольные пациенты – через 24 часа к маме на волю просились, не выдержав. <...>А привыкнуть к выживаловке (квартирной, безработице, счетам бесконечным) – тоже тут трудно. Вот Хайдинька у меня забрюхатела, вроде, через месяц будет с полдюжины маленьких борзят – хлопот-то! Ехать куда – МАШИНА НУЖНА, а в НЙ содержать машину – дорого и невыгодно, и – поставить негде, а я еще все никак на права не сдал, а 4 машины было! Но и без – живем. Жить можно много чего без, вычетом – свободы. <...>

13 или 12 декабря 89

<...> Вчера, наконец, заставил Мышь позвонить адвокату (каковой мой друг с 19-ти лет) и прояснить положение. Хозяева не берут деньги за подвал уже 3 месяца, через месяц смогут меня попросить судом. Суд даст пару месяцев на выезд. И ша.

Мой полупатрон Додж покупать дом на Брайтоне (под галерею и жилье мне) передумал, но может, будет продолжать по 500 в месяц на нон-профит давать. А уж искать, куда и как – мое дело. Буду искать. Работать при этом Антологию – практически, не можно: то ли сортировать, то ли упаковываться... А по пятницам исправно прет народ: московско-тамбовские поэты (соседи), дочка Беломлинских, художница, рокеры "Оберманекены" (до 5-ти утра пение стояло) и вообще, люди.

Помочь из них никто ничем не в состоянии, но сочувствуют. А я лежу и, матерясь, под лупой разбираю полуслепые 90 страниц покойного Губанова, полученные из Москвы, по 2, по 5 искажающих опечатки на стр., а подборку делать мне.

<...> Тут Тонико Козлова сказала, что коли вернусь, понесут меня на руках из Пулкова. На что меланхоличный Гриша Капелян добавил: "От Пулкова до Волкова..." Я ж еще не Одоевцева, чтоб думать, куда кости кинуть! Мне и здесь-то тошно, а там бы я... Оба крыла СП обблевал бы. И весь особняк Шереметьевых.

<...> Как-то тут задумался я о "Бродячей собаке" – а ведь подвальчик пронинский был похуже мово, и заливало его с Грибоедова, и газ вместо электричества... Тамара Платоновна Карсавина плясала голая на зеркале, с младенцем, балет "Амур и Психея" – ну, мнится, зеркало дворцовое, венецианское, на авансцене – то, се – а Пронин, наверняка, с помойки какое принес, отбитое, на пол положил, и балерина с грязными пятками... Это мы, сквозь призму времен-с – радужно, преломляется... А и в моей дыре – люди кайфуют. Но – люди, а не брайтонско-совписовская шваль. И любую развалюху я превращу в Дом Искусств – гвозди-доски есть, руками Бог не обидел...

Тошно, что все паковать-таскать, 6-ой раз уже за 9 лет, а потом годами искать, где Делонэ, а где Губанов – ведь под 1 000 собрано, ежели и художников считать, и всякую интеллигенцию. Вот, Шнейдерманьяк прислал из турпохода по Израилю ДЕСЯТЬ лет обещанный Добашинский портрет Л.В.Успенского, в чьем доме я вырос, но фото макета в шамоте, а памятник в Комарово, бронзовый – так и не удосужились отснять... И фото Анатолия Михайловича Кучумова, гомика и гениальнейшего хранителя Павловска... И фото Глеба Борисыча Перепелкина, "Бородавки", уникальнейшего эрудита... И попробуй, упомни, где что в каком пакете лежит, с этими е...... переездами...

Отчего и бешусь. КАЖДУЮ неделю добавляется ОДИН-ДВА пакета, 10 в месяц, 100 в год. Итого?

А куда все это – потом, разумею – ума не приложу. Лихачеву в культурный фонд завещать? А ну, как там еще один переворот, с последующими спецхранами и компроматами на ЕЩЕ живых?... А тут это никому.

<...> А я тут, на кой-то "5 переборов гитары" Лени Губанова тщетно силюсь расшифровать. <...>